Шрифт:
Закладка:
Третья часть работы включает в себя воспоминания, рецензии, интервью. Так или иначе, но все они также встроены в основной сюжет книги, так как разговор об Андрее Битове, Светлане Семеновой, Георгии Гачеве, Петре Палиевском, с которыми был знаком и близко общался автор данной книги, есть часть общих размышлений о России, русской культуре самого высокого интеллектуального и художественного уровня.
Интервью, какие опубликованы в заключительной части работы, дают представления об эволюции взглядов автора, о расширении методов и характера его подходов к исследованию русского начала в мировой цивилизации – от анализа отдельных художественных миров (Пушкин, Толстой, Достоевский, Шолохов) до общецивилизационных аспектов русской культуры. Интервью также в концентрированном виде передают содержание основных идей и концепций, выраженных в книгах автора, одновременно воссоздавая и конкретные обстоятельства их написания.
В конце вступления автору хочется сослаться на одно обстоятельство, которое прямо проистекает из всего его предыдущего творчества – нигде и никак не лгать, не кривить душой. Все, что высказано в этой книге, является искренними и выношенными суждениями самого автора. Так что ответственность – и нравственная, и историческая, и культурологическая лежит только на нем, и он готов держать за все написанное им, ответ.
* * *
И несколько технических замечаний. В ряде мест книги автор, в зависимости от содержания и стилистики изложения материала, меняет субъектность своего нарратива – то он вещает от себя лично (Я), то ведет повествование от третьего лица (автор и пр.); иногда прорывается и некая обезличенная интонация – «мы», когда необходимо подчеркнуть расширительный контекст содержания проблем и поднятых тем. Все это усиливает тот или иной эмоциональный фон, привносит некое дополнительное своеобразие в текст книги.
Наконец, исходя из публицистичности первого раздела книги, автор не посчитал нужным при цитировании тех или иных важных для него соображений других исследователей давать точную ссылку на книгу, статью и другой материал, откуда это было взято. Но автор уверяет, что ссылки приведены абсолютно точно, и никаких искажений в цитатах нет. В «академическом» же разделе книги ссылки даны традиционно – с указанием источников, издательства и времени выхода в свет.
Раздел первый
Историческая публицистика эпохи конца времен
Неотступность воспоминаний о России, которую потеряли
Это начальная точка размышлений многих русских людей, которые задумываются о России как о том удивительном и уникальном историческом и культурном явлении, какое обнаружилось в мировом человечестве в виде совершенно особого образования, до сих пор не уложившегося в идеальном сознании всего мира. И те события сегодняшнего дня, о которых придется вести речь в этой книге, только подтверждают эту особость России, с которой нам, ее сыновьям и дочерям приходится жить как с некой неизбежностью и одновременно тяжкой ношей. Нам всегда Запад, особенно он, говорил, что мы, то есть Россия в целом, и мы русские люди, ее представляющие, какие-то не такие, «неправильные», не похожие на них. Этот бытовой уровень нашего отторжения накладывался на более серьезные вещи, связанные с историческими событиями, в каких Россия принимала участие. И здесь она выступала особым субъектом, ни к кому особенно не прилаживаясь, ни с кем особенно не сотрудничая, но оставаясь самой собой.
Грубое сравнение, но оно приходит в голову именно нашим оппонентам, как это становится понятно из общения русских людей с западными на протяжении последних не лет, но столетий – мы для них, «как кость в горле», как то, что мешает им спокойно жить и развиваться. Западу все время кажется, что если бы не было России, то дела на европейском континенте в геополитическом смысле давно бы шли, как надо. Странным образом это желание объединяет Карла XII и Наполеона, Гитлера и всякого рода русофобов всех мастей в послевоенной Европе. Мы им мешаем жить так, как им хочется.
И становится понятно, что за всей этой внешней словесной атрибутикой произнесения слов неприятия, а подчас и ненависти, кроются вовсе не бытовые причины, образ русской жизни, наши привычки, наша культура и язык, а что-то более значительное и серьезное – то, что затрагивает самые глубинные основания взаимоотношений народов и цивилизаций. Конечно, исторически Россия, вплоть до плотницкой работы Петра I, прорубившего окно в Европу, относилась к своим западным соседям с большим недоверием и подозрениям. И причины этим чувствам совершенно понятны: они носили религиозно-онтологический характер, в первую очередь, а во вторую, Россия постоянно была предметом желаний, территориальных и политических, со стороны Европы. Вся смута на Руси XVII века была инспирирована Европой во главе с Польшей и Литвой по присоединению нашей страны как бы к истинной культуре, по уничтожению православия и всего, что связано с русским началом.
Можно сказать, что цивилизаторский как бы импульс со стороны Европы был очевиден, но из этой очевидности выплывает самое главное обстоятельство – к нам уже тогда относились как к варварам, которых необходимо цивилизовать или – что рациональнее – покорить, а при сопротивлении – уничтожить. Вот что было главным модусом одного из первых движений Европы в сторону России. И поначалу казалось, что сама операция пошла и развивается успешно – польский король на русском троне, присяга на верность русского дворянства и прочие планируемые новации в европейском духе, включая отказ от православия и подчинение папе Римскому, но все обломилось в один момент. Когда русский народ сам по себе поднялся на защиту своего отечества, представление о котором внутри русского человека уже было сформировано и присутствовало как важная часть его ментальности.
Вот эта духовная, православно-государственническая Россия никак не была учтена польско-литовскими захватчиками, и они были снесены подобно тому, как во время бури морская волна, особо сильная, набегает на берег и уносит с собой весь мусор, накопившийся до очистительного шторма. Так произошло тогда, так происходило и в дальнейшем. Происходило со шведами, турками, французами, немцами и другими народами, какие осмеливались затрагивать самое ядро духовности и ментальности русского человека, каковые, ментальность и духовность, сформировались в окончательном виде на рубеже XV и XVI веков. Они стали ведущими началами и государственно-строительных усилий, и культурных достижений, и уплотнения в конечном виде того психотипа русского человека, какой является, на наш взгляд, одним из результатов