Марк внес в мою жизнь невероятное количество ярких красок. Он показал, что я живая. Что до сих пор могу чувствовать. Любить. У меня появился человек, которому наконец-то были нужны мои любовь и забота. Который нуждался во мне, а я так же отчаянно нуждалась в нем.

Снимаю кастрюльку с кашей для Марка с плиты и достаю тарелочку. Пока организовываю завтрак, слышу, как муж говорит в гостиной по телефону. Что-то по работе.

Бужу Марка и тащу его в ванную.

Он терпеть не может утренние водные процедуры. Почистить зубы, умыться — это самая огромная проблема. Вечером все это делает на ура, но утром приходится постараться.

— Не хочу. Не буду. Ну мам! — скулит, стоя на лесенке у раковины. — Мама, — поворачивается, а у самого все щеки мокрые. Такие огромные слезы по ним катятся.

Маленький манипулятор.

— Давай. Мы же умываемся с утра. И я, и папа. Марк.

— Не-е-е-ет, — дует губы, закручивая вентиль, чтобы вода не текла из крана, и бросает тюбик зубной пасты обратно в стаканчик.

— Что за слезы с самого утра?

Голос мужа за спиной пугает. Отшатываюсь в сторону, а потом сталкиваюсь с ним взглядом в зеркале.

Миша хмурится, явно удивляясь моей реакции.

— Ты маму, что ли, не слушаешься? — смотрит на Марка.

— Слушаюсь, — сын недовольно сопит и хватает в руку щетку.

Зубы чистит быстро и кое-как. Умывается так же. А потом заявляет, что закончил.

— Ну вот видишь, какой ты молодец, — хвалю ребенка за такую обыденную, можно сказать, вещь и сжимаю его ладошку в своей. — Завтракать?

— А что?

— Каша.

— Каша? — Марк морщит нос и высовывает язык.

— Каша, — повторяю, но уже строже. Если его не накормить с утра, то он с легкостью может устроить в саду истерику и спокойно проходит голодным весь день, пока не приедет домой. Такое уже бывало. Воспитательницы в шоке, ну а я просто не могу ругать за это своего ребенка. Не могу, и все тут.

— Пап, а мы в выходные поедем на самокате кататься в парк?

— Поедем, — Миша садится за стол.

Уже по привычке ставлю и перед ним тарелку с кашей. Они с Марком переглядываются. Муж берет ложку, ест. Марк с довольной моськой повторяет за ним. Отец для него авторитет. Если он ест кашу, такой взрослый дядька, значит, Марку автоматически это тоже становится нужным.

— В пятницу у Самсоновых годовщина, — муж ловит мой взгляд, — нам нужно там быть.

Киваю. Самсонов — губернатор области, Миша уже давно поддерживает с ним дружеские отношения. Мы часто посещаем их праздники, а они с женой не пропустили ни одного нашего. Исключением был мой день рождения на теплой веранде, в этом году я хотела отметить его в тихом кругу друзей и родных без лишнего пафоса. Правда, через неделю Князев все равно закатил банкет уже в нашем доме, с самым «зваными» гостями, чтобы отпраздновать мое тридцатилетие.

— Ты со мной теперь не разговариваешь, Даша?

— Нет, почему? Разговариваю. Все хорошо, — пожимаю плечами и наливаю Марку чай.

— Булочку хочу.

— С маслом и сыром?

— Ага.

Пока режу белый хлеб и сыр, чувствую Мишин прожигающий взгляд где-то между лопаток.

Отдаю сыну бутерброд и слащу чай. Пока перемешиваю в кружке с динозавриками сахар, на мужа стараюсь не смотреть.

Марк с энтузиазмом поедает бутерброд, хлюпает чаем, а как только на тарелочке остаются одни крошки, бежит в гостиную.

Тут же поднимаюсь из-за стола и начинаю собирать посуду. Нужно срочно чем-то занять руки. Нервы на пределе. Миша давит одним своим присутствием. Уехал бы уже на работу, что ли?!

— У тебя ко мне какие-то претензии? Я наш договор не нарушал, ты сама пришла. Могла бы позвонить, чтобы ситуация не была такой абсурдной.

Знаю. Все это я прекрасно знаю. Как и то, что мои реакции делает только хуже.

Но стоило один раз своими глазами увидеть, а не просто знать, что где-то там это происходит и вот результат.

Глупо. Как же это глупо.

Молчу. Складываю тарелки в посудомойку. Медленно, аккуратно.

Миша встает рядом и упирается бедром в столешницу.

— Даш, я тебя не понимаю, мы не договаривались о целибате, — Князев складывает руки на груди и ждет моего ответа.

Выдыхаю. Откладываю чашку в сторону и выпрямляюсь.

Внимательно рассматриваю лицо мужа. За семь лет оно стало привычным, можно сказать, родным. Но то, что я увидела в его кабинете, хоть и было случайностью, в любой момент может стать закономерностью. А я этого не хочу.

Не хочу видеть его с другими женщинами. Не хочу сама искать «любовь» на стороне, а потом разыгрывать идеальную семью. Не хочу, чтобы мой сын жил в такой семье. Вряд ли, когда он вырастет, то скажет нам спасибо за этот спектакль.

— Давай разведемся, Миш.

Выпаливаю и снова хватаюсь за посуду. Чувствую, как начинают дрожать колени.

— Занимательно. С чего вдруг?

— Я больше так не могу. Не могу так жить, понимаешь? — на секунды повышаю голос и тут же поворачиваю голову в сторону гостиной, где бегает Марк. — Семь лет, — продолжаю тише. — Это слишком много. Я не хочу жить так всю жизнь.

— Нет, — Князев упирается ладонью в навесной шкафчик, обшаривая меня цепким взглядом.

— Зачем тебе это? — смотрю на него. — Для чего?

Князев отворачивается, он вечно уходит от прямых ответов на эти вопросы. Хотя я ведь знаю, что дело в бизнесе. В его договорённостях с моим отцом.

А он знает, что я не посмею бежать. Не посмею перечить. Мне хватило двух прошлых раз. Первый, через месяц после свадьбы, тогда они отловили меня в Москве и притащили обратно. Я месяц сидела в доме без права выйти на улицы. Второй, уже после рождения Марка. Ему только-только два года исполнилось.

Я почти полгода выстраивала доверительные отношения с начальником СБ мужа, скопила денег и почти доехала до границы, но нас выловили.

Тогда-то в первый раз и мелькнул жирный намек, что, если я еще хоть раз устрою что-то подобное, сына не увижу.

— Развода не будет. Мы уже не раз это обсуждали.

— Я больше не хочу жить с тобой под одной крышей. У меня, может быть, тоже есть мужчина.

Князев обжигает меня взглядом,