Слышал, что Вас снова притягивают красоты Индии и в апреле Вы можете приехать сюда. Мы будем рады видеть Вас в долине Кулу, но не забывайте, что в июне мы обычно покидаем Наггар и поднимаемся выше в горы, оставаясь там до конца сентября. Поэтому если у Вас возникнет желание повидаться с нами, это можно будет сделать либо в мае, либо в октябре. Природа здесь необычайно красивая и в январе с его снегопадами, как сейчас, и во время весеннего цветения в марте, и в октябре-ноябре, когда осенняя синева ложится на горы.

Из Вашего письма я узнал, что Вы не связаны с политикой, и я высоко ценю это. Для нашего нынешнего положения это особенно важно. Если бы Вы только знали, сколько подозрений и неприятных вещей нам приходится претерпевать. И хотя мы не имеем ничего общего с политикой в Индии, Вы бы поняли, насколько уместно было Ваше упоминание.

Когда приедете в Индию, мы проинструктируем Вас, как добраться поездом и на машине. Последнюю часть пути Вам придется преодолеть верхом на пони. Вся дорога от Амритсара до Наггара занимает около трех дней. Радуемся, что Вы такой же убежденный вегетарианец, в нашем доме также не принято есть мясо.

Весьма любезно со стороны Вашей хозяйки пригласить меня пожить у нее, если я буду на Капри. Передайте ей мои самые лучшие пожелания.

Обложка журнала Гималайского института научных исследований «Урусвати»

Мы регулярно читаем Ваши просветительские статьи в различных индийских журналах, посвященных культуре, и всегда рады видеть Ваше имя, которое так близко нашему сердцу.

С наилучшими пожеланиями.

Духом с Вами.

8

Н. К. Рерих — М. де Во Фалипо*

31 января 1933 г. [Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]

Мой дорогой Друг,

С огромной радостью получили два Ваших письма от 5 и 12 января. Нет нужды повторять, как бесценны для меня Ваши советы, и Вы в очередной раз сможете убедиться в этом, получив две мои телеграммы, которые я только что отправил. Я телеграфировал Вам: «Спасибо за Ваши письма, отправляю двести долларов [для] Гетнера. Книга должна выйти через двадцать пять дней. Рерих». В Нью-Йорк я отправил телеграмму следующего содержания: «Пожалуйста, переведите с моего счета двести долларов госпоже де Во для Гетнера. Шклявер напоминает об оплате аренды. Рерих». Таким образом, проблема с книгой Гетнера решена. Вы понимаете, что я мог бы отправить деньги непосредственно в Ваше распоряжение, но депонировать их у нотариуса было бы недостойно, и я думаю, что Гетнер не поступит подобным образом ни с одним из своих подписчиков. Поэтому после получения моей телеграммы Гетнер должен переслать мне книги в течение двадцати пяти дней. Но если он снова обманет нас и не перешлет их вовремя, я уполномочу Вас принять более суровые меры.

Теперь о главном. Я думаю, что у католической церкви не возникнет вопросов в отношении нашего Знака. Как Вы знаете, этот же знак изображен на груди Господа нашего Иисуса Христа на картине религиозного содержания у Мёмлинга[23]. До передачи в Музей Антверпена полотно находилось в католической церкви, где оно было должным образом освящено. Очень хорошо, что наш старый добрый друг Мёмлинг помог нам в этом деле.

Полотно, над которым я сейчас работаю, называется «Madonna Protectress»[24], и я поместил этот знак в том же самом месте, что и на картине у Мёмлинга. Не могли бы Вы дать ей какое-нибудь красивое звучное название на французском или латинском языке, я был бы очень благодарен Вам. Полагаю, что эта картина очень хорошо подошла бы ко второй части альбома, первая часть которого уже была представлена[25]. Я отправлю фотографии для альбома со следующей морской почтой.

Очень символично, что год с апреля 1933-го по апрель 1934-го был провозглашен Его Святейшеством «святым»[26]. И это действительно так! И «Madonna Protectress» будет наилучшим образом соответствовать этому святому указу. Как Вы думаете, когда лучше устроить презентацию? Именно сегодня я с радостью получил сердечные поздравления с Новым годом от Его Святейшества кардинала Пачелли.

Я был тронут просьбой графа Флёри подарить одну из моих картин Министерству иностранных дел. Как только получу от Вас телеграмму с указанием желательных размеров, то сразу же начну действовать и отправлю обе картины в Париж.

Я также очень порадовался, узнав о Вашем личном знакомстве с князем Ширинским и капитаном Дзамбулатом Дзанти и о том благоприятном впечатлении, которое произвела на Вас эта встреча, как я это и ожидал. И хотя я лично с ними пока не встречался, но по рекомендациям и из личной переписки у меня сложилось мнение, что это благородные души. Мы должны особенно ценить этот дух благородства и чести, ведь сейчас он так подорван материализмом.

Итак, несмотря на трудные времена, наша просветительская деятельность растет. Только что получил письмо из Ревеля (Эстония), в котором говорится об открытии второго Р[ериховского] общества.

Мы все посылаем Вам самые лучшие пожелания.

Преданный Вам[27].

9

Н. К. Рерих — М. А. Таубе

1 февраля 1933 г. [Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]

№ 2

Дорогой Михаил Александрович,

В последних письмах своих Г. Шклявер извещает о движении с Бельгией. Уповаем, что не только в Бельгии все обойдется хорошо, но и Лига Наций по обыкновению своему не испортит дела. С тех пор как я узнал, что в Лиге сидят типы вроде Гилб[ерта] Мур[рея], я еще больше стал опасаться за судьбу каждого культурного проекта. Но во всяком случае хорошо, что в Бельгии дело шевелится и даже нунций проявляет сочувственный интерес. Мысль о поднесении Его Святейшеству картины моей мне не только была приятна, но оказалось, что, как бы предвосхищая эту мысль, я начал писать «Мадонну Покровительницу», защищавшую покровом своим храмы, возглавляемые Собором Петра. Буду очень рад, если нунции Бельгии и Франции выкажут сочувствие и тем помогут нашей дружбе с ними. Вам небезынтересно будет знать, что в Нью-Йоркском Музее был художник Борис Григорьев, рассказавший, что Александр Бенуа при одном упоминании моего имени начинает дрожать в судорогах зависти. По словам Григорьева, многие зловредные слухи фабрикуются именно в доме Бенуа. Удивительно, что вражда, выказываемая А. Бенуа, началась в 1896 году, когда он вообще и картин моих не видал и не мог видеть. Дело все в том, что в Гимназии Мая Бенуа, Философов и Сомов были на