слегка удивила. Находился он в самой заурядной средневековой пыточной со всеми её неизменными атрибутами: дыбой, жаровней, крюками и прочими милыми безделушками. Посреди пыточной стоял стол, на котором был ремнями растянут молодой человек лет двадцати, к ногам которого приспособили сооружение из железных полос и пары винтов. Он был худ, как щепка, обладал засаленным колтуном каштановых волос на голове и остроносым лицом. Состояние этого юноши было плачевным: все тело покрывали многочисленные гематомы и порезы, глаза заплыли, лицо было неузнаваемо от запёкшейся кровавой корки, рот небрежно зашит грубой нитью. На шее парня красовался ошейник из идеально гладкого камня темно-зелёного цвета с медными вкраплениями. Еще больше Иваныч бы удивился, узнав, что он и был этим юношей, так как ещё утром дома из зеркала на него смотрел вполне себе зрелый мужчина с лёгкой сединой на висках и в бороде. Но он этого не видел и всеми силами пытался хоть как-то унять боль в повреждённом колене.

Распахнулась дверь, и в помещение, зевая и почёсывая зад, вошёл здоровенный детина. Вид он имел заспанный и недовольный.

— О, да у нас никак тут свеженький тёмный пожаловал? — произнес вошедший, начав возиться с ремнями, стягивающими конечности Иваныча. — Вижу, мастер Рихард оказал тебе радушный приём. Как тебе гостеприимство Соколиного оплота? Ладно, можешь не отвечать. Сейчас я провожу тебя в твои апартаменты. Ты в таких ещё не бывал! Меня зовут Арчи, и я покажу тебе все красоты подземелья нашей славной крепости!

Освобождение от пут не заняло и пяти минут. Правда, сопровождалось оно постоянными тычками и оплеухами от Арчи, после чего он схватил не сопротивляющееся тело парня за лодыжку искалеченной ноги и волоком стащил со стола. Новой вспышки боли в ноге и встречи затылка с каменным полом организм Павла уже не перенёс, и его сознание заполнила спасительная темнота.

Глава 2

“ 14 средня сего года патрульной группой послушников в трущобах Нижнего района города Тай был пойман и доставлен в Соколиный оплот юноша с даром тьмы. Мною были проведены стандартные процедуры по первичному дознанию. Работой с даром не обучен. Коэффициент объёма магического резерва чуть более пяти искр. Для предотвращения неконтролируемого выброса силы тьмы мастером Рихардом на тёмного был надет “взор Марии”. Обруч благословлён и приведён в действие мной лично. Прошу оставить тёмного в крепости Соколиный оплот для работы с ним на месте.

Старший инквизитор Золен Рейнс.”

Старший инквизитор присыпал специальным песком бумагу, сдул лишнее, сложил её и поставил свою печать.

Золен Рейнс был стар, но крепок. Носил жидкую бородку и обладал заострёнными скулами и крючковатым носом. А ещё он был неофициальным правителем города Тай. Да, формально у города был свой князь, приходящийся родственником местному королю, но его время, по сути, было в прошлом, как и время короля этих земель. Церковь на протяжении многих столетий оставалась в тени правителей, занимаясь лишь борьбой за души людей и не ввязываясь в дела мирские. Всёпоменялось несколько лет назад, когда церковь возглавил Папа Карл второй. Новый глава был молод и жаждал власти. Абсолютной власти. Он сумел склонить в свою сторону большую часть церковной верхушки. Особенно идеи Карла пришлись по душе инквизиции. Настало их время. Цепных псов Создателя спустили с поводка. И началась борьба за власть. Церковь действовала неспешно, но неотвратимо. С шахматной доски последовательно, фигура за фигурой, убирались все значимые монархи и правители. Вместо них ставились свои люди, что были не более чем пустыми говорящими головами.

— Я ведь не соврал в отчёте? Определённо, нет! Коэффициент в пятьдесят искр явно лишь чуточку больше, чем пять! — хохотнул инквизитор и, достав из складок рясы перочинный нож, принялся очинять перо. — Доложи я правду, эти канцелярские твари мигом увезут тёмного к себе. Пятьдесят… Это же как бездонный колодец. Так с ходу и не припомню кого-либо с таким объёмом тьмы. Будь этот щенок хоть как-то обучен, у него, пожалуй, и хватило бы сил залить тьмой добрую половину города вместе с оплотом. Нужно сказать Рихарду, чтоб он работал интенсивнее, эта тварь должна дозреть, как лебийское вино!

Закончив с пером, Золен Рейнс коротко позвонил в стоящий на рабочем столе колокольчик.

— Господин Золен? — в кабинет зашёл служащий.

— Это сообщение отправить в канцелярию, — инквизитор пододвинул к краю стола отчёт. — Оно должно идти к ним как можно дольше. Желательно, чтобы вообще потерялось. А то эти крохоборы готовы и из-за такой малости приехать.

— Будет сделано, господин Золен! — вытянулся в струну вошедший.

— И да… Всё готово? — Золен дождался утвердительного кивка. — Отлично! Просто отлично! Сегодня был трудный день. Можно и немного расслабиться. Свободен!

Старший инквизитор потянулся до хруста в позвоночнике и отправился в свои покои, располагавшиеся на верхнем этаже крепости. В комнате его ждал стол, сервированный восхитительно пахнущим запечённым мясом и дорогим вином. Взгляд Золена скользнул мимо огромной кровати и на секунду задержался на мальчишке лет восьми, который сидел в углу комнаты и, обхватив руками колени, тихонько поскуливал от страха. Инквизитор ухмыльнулся и, сев за стол, начал неспешно есть. Трапеза проходила в полной тишине, если не считать еле слышных подвываний ребёнка. Закончив с едой и вином и аккуратно утерев губы платком, Золен повернулся к мальчишке.

— Готов ли ты впустить в себя Создателя, отрок? — оскалился инквизитор.

Мальчик взвизгнул, дёрнулся в попытке убежать, но Золен замысловато крутанул кистью. Мальчишку на миг окутало белое сияние и парализовало.

— Ну нет. Кто же ведёт беседы о Создателе нашем второпях? Разговор будет вдумчивым и неспешным, — в руке инквизитора возник перочинный нож. — Когда ты последний раз был на исповеди, отрок?

Золен медленно подошёл к застывшему мальчику, также медленно поднёс нож к его лицу и плавным движением руки срезал ему часть щеки, обнажив белые детские зубы.

— Ммм… Никак благородный? — удивился инквизитор, слизав кровь с ножа. — Давненько я не пробовал вашей крови! Чувствуешь любовь и милосердие Создателя нашего?

Золен хохоча продолжал медленно разделывать ребёнка. Со стороны могло показаться, что он препарирует куклу, если бы не живые, полные боли глаза на застывшем детском лице, из которых текли слёзы.

***

Первое, что Павел Иванович почувствовал, когда сознание вернулось, — это смрад. Пахло потом, кровью и испражнениями.

— Мишико! Миша-а-а-а! Я же говорил, что этот доходяга выживет! Где мои два серебряных?! — раздалось над головой Иваныча.

— Иди к демонам, Вел! Где я, по-твоему, их храню? Тебя хоть что-то может заткнуть? — донеслось в ответ.

Попытка открыть глаза с третьего раза всё-таки увенчалась