всей его жизни было главным мерилом человеческой ценности, и сам он никогда не был дилетантом в своем творчестве. Вот и в романе «Вторая половина года», делая как бы вертикальный срез, обнажающий основные пружины, движущие крупным предприятием, писатель раскрывает не только важнейшие производственные и социальные проблемы, но, прежде всего, стремится найти в них место каждого конкретного человека, озабочен его успехами и просчетами, радостью и тревогой, его творческим трудом. Наверно, поэтому история с внеплановым заказом, который добровольно взял на себя коллектив завода, — такова одна из главных сюжетных линий романа — в конечном счете перерастает в широкое полотно, живописующее биографию рабочего класса в нескольких его поколениях.

Рабочая тема становится ведущей в творчестве Барышева. Он пишет романы «Легко быть добрым» (1976) и «Дорога в гору» (1979). Писатель стремится всегда находиться на острие важнейших задач времени.

Лет десять назад, после поездки в Ярославль, на «Автодизель», Барышев написал небольшую документальную повесть «Дизелисты» (1975). Она была вполне самостоятельным произведением и в то же время глубокой разведкой писателя в новую для него рабочую область. Впрочем, слово «новая» здесь вряд ли подходит. Новым было для Барышева лишь само производство: труд литейщиков, кузнецов, сборщиков, испытателей и конструкторов мощных дизелей для большегрузных автомобилей, тракторов, экскаваторов, буровых установок. Но по-прежнему хорошо известны ему были люди, творящие свое нелегкое рабочее дело. Позже из этой маленькой документальной повести и родился роман «Дорога в гору». Задача, которую поставил перед собой автор в романе, была сформулирована еще в повести. Один из ее героев, секретарь парткома завода, говорил: «Только на месте не стойте, не обрастайте равнодушием, не становитесь служаками. Инженер должен мыслить. В этом его главная обязанность». Удивительно, насколько точно ложатся эти слова в сегодняшние документы партии, призывающие, обязывающие государство выходить на новые ступени научно-технического прогресса.

Работая на заводе, в научно-исследовательском институте и ряде учреждений, Барышев постоянно сталкивался с широким кругом партийных, хозяйственных, научных руководителей разных уровней, глубоко вникал в существо стоящих перед ними социально-нравственных проблем. Предметом самого пристального внимания писателя были вопросы взаимоотношений коллектива и личности руководителя, государственного подхода к решению производственно-экономических задач, воспитания рабочей смены, ускорения процесса стирания граней между физическим и умственным трудом. Причем, решая эти задачи, автор предельно разнообразен в выборе изобразительных средств. Он серьезен и даже лиричен в романах «Дорога в гору» и «Легко быть добрым». Но его тональность резко меняется, когда он говорит о так называемых «бездельниках в науке». Перо становится едким и саркастичным, стоит зайти речи о тех, кто «отсиживает» свое рабочее время, пытается ловко замаскировать всякого рода «инструкциями» и «положениями» собственные никчемность и бездарность.

Интересны в этом смысле две повести Барышева — «Кривая роста» (1971) и «Весеннее равноденствие» (1983). Последняя была подготовлена Барышевым к печати, но увидела свет уже после его смерти. Повести написаны смешно, весело. Но очень скоро за юмором автора читатель ощущает его убийственную иронию по отношению ко всей околонаучной братии, якобы занятой серьезнейшими изысканиями. Эти повести правдивы. Писатель сумел создать типические характеры и, ставя важные проблемы современности, твердо отстаивал партийные позиции.

Со скрупулезностью подлинного исследователя была создана М. Барышевым повесть о героической жизни и деятельности большевика-чекиста В. Р. Менжинского. Она называлась «Особые полномочия» и вышла в серии «Пламенные революционеры» в Издательстве политической литературы в 1976 году. По сути, на сухом документе писатель сумел выстроить великолепный, остродинамичный сюжет, оставаясь при этом строгим исследователем жизни своего героя, жизни целой эпохи нашего государства.

У Михаила Ивановича Барышева были большие планы, которым — увы! — не суждено было сбыться. Много сил отдавал партийной и общественной работе, без которой не мыслил себя. Много времени отнимали друзья-писатели, и казалось, что так будет всегда, потому что был он человеком общительным, щедрым на добро. Жизнь постоянно бурлила в нем, как вешний сок в березе, льющийся от преизбытка из каждой царапины, от каждого толчка сердца.

А вот сердце-то, к сожалению, оказалось у него вовсе не таким сильным, как думалось. Добрым, большим, но больным. И он умер за рулем мчавшегося по центральному столичному проспекту своего автомобиля, но успел последним движением, вместе с последним ударом сердца, нажать на тормоз и отключить зажигание. И это был последний его подвиг.

Таким он и остался в памяти, писатель-коммунист Михаил Иванович Барышев.

Виктор Вучетич

ПОТОМ БЫЛА ПОБЕДА

Роман

ГЛАВА 1

Костыли тяжко втыкались в землю. Когда наконечник попадал на камень, костыль пронзительно взвизгивал.

Николай шел по городскому базару и удивлялся. Здесь продавали невиданные для военного времени пластины сала. С прожилками, с морозным блеском крупитчатой соли. И жмых — макуху, разложенную горстками. Пузатились глечики с топленым молоком, темнели ржавые гвозди, разложенные десятками, и старые подковы. В одном ряду лежали штабелем бараньи ободранные туши, в другом — пиленый сахар продавали поштучно.

За продуктовыми рядами гомонил толчок. Там трясли ношеную одежду, царапали подошвы сапог, совали в руки ненужные подсвечники.

Базар притягивал как магнит. Николай злился на себя и двигался вдоль рядов.

Дядька, до глаз заросший щетиной, продавал колбасу. Он постукивал по столу ножом с резной ручкой и в такт кричал сиплым голоском:

— А вот домашняя!.. С дымком, с чесночком!.. А вот домашняя!..

От колбасы пахло паленой соломой и сытостью. На срезах белели сальные звездочки и маслился прокопченный фарш.

Кусок такой роскоши умять с краюхой хлеба — два дня сыт будешь.

Николай сунул руку в карман и тронул единственную десятку. У него был большой выбор. На десятку можно купить одно яйцо или два соленых огурца, горсть макухи, половину селедки или десяток картошек, которыми торговала кроткая узкогубая старушка.

Орехов шагнул к объемистому чугунку, прикрытому куском пестрядинки. Картошки были без обмана. Крупные, хорошо проваренные, аппетитно присыпанные крошеной травкой.

Отсчитав десяток, старушка покосилась на костыли и решительно подцепила пару картошек в добавку.

— Это что же, милостынька, бабуся? — Николай уперся в старушку глазами. — Милостыню подаешь?

— Ишь какой ндравный! — Желтые глаза старушки заморгали. Она сунула под пестрядинку добавку и загородила чугунок локтем. — По-доброму тебе хотела, — голос старушки окреп. — Эвон народ-то как мается…

— Ты, бабуся, не милостыньку подавай, — посоветовал Николай, разглядывая сухонькую, по глаза увязанную платком торговку, — ты цену сбавь… За десяток картошек по червонцу берешь. Двугривенный ведь цена твоей картошке по мирному времени…

Старушка пожевала губами и прикрыла глаза морщинистыми веками.

— Купил, так проваливай, — сказала она. — Нечего рассусоливать. Немцу землю отдали и прикатили к нам со всей Расеи… Мы, чай, не трехжильные всех голодранцев кормить…

«Вот