XX века, ставшее столь массовым, увлекавшее столько паломников-крестьян, было движением религиозно-нравственным, игравшим значительную роль в духовной жизни народа. И тип крестьянина-паломника был совсем другим, нежели паломников из образованного общества, путешествующих в каютах 1 класса, с удобствами.

Именно среди простых людей встречались столь трогательные типы паломников, о которых писал секретарь Палестинского общества Л. А. Дмитриевский, рассказывавший, например, о женщине, которой колоколом раздавило ноги, а она лишь крестилась, повторяя: «Слава Тебе, Господи, что Ты дозволил мне страдать на том же месте, где страдал и Ты за нас, грешников»[6]. Или вспомним рассказ В. И. Муромцевой-Буниной о старухе, возвращавшейся из Святой Земли, заболевшей в пути и боявшейся одного — умереть в открытом море, и испустившей дух, увидев берег, убедившись, что ляжет она в родную землю[7].

В начале XX века о Святой Земле, о паломничестве пишется немало, но к литературе публикуемое по большей части имело отношение отдаленное.

В эти годы появляются, например, циклы стихов таких, в общем, малозначительных поэтов, как В. A. Шуфа («В край иной»; СПб., 1906) и А. М. Федорова («Сонеты»; СПб., 1911), кроме того написавшего о своей поездке в Палестину несколько очерков.

Но написанные в эти годы стихи и очерки И. Л. Бунина принадлежат к самым значительным страницам русской литературы, посвященной Святой Земле. Его лирически напряженная, живописная проза, стремящаяся в лаконичном взвешенности каждого слова к недостижимой простоте и выразительности Библии, поэтически заразительна. В своих «путевых поэмах» Бунин рисует картины Святой Земли с ощущением трепетной значимости ее многотысячелетней истории и предлагает читателю вместе с ним глядеть на сухое русло Кедрона, дол Иосафата — место грядущего Страшного суда, на предзакатный Иерусалим, на Вифлием, на раскаленные солнцем иудейские пустыни, как на живых свидетелей и участников и того, что было, и того, что будет. На страницах бунинских очерков не умозрительно, а вживе утверждена, показана святость этой земли для множества людей всего мира, и не только христиан.

Бунин пишет: «И живым кажется образ Иисуса. Сколько раз подходил он сюда, похудевший, побледневший за дорогу в пустыне! Здесь жили друзья его. О древности могилы Лазаря говорят те камни времен Ирода, из которых сложен вход в могильную пещеру, куда спускаются узкой холодной шахтой, со свечой в руке...» И этот живой образ Христа высвечивает нарисованные писателем пейзажи тем особенным светом, который и делает для верующих эту древнюю землю и воистину Святой, и такой притягательной.

Прекратившееся после 1917 г. паломничество в Святую Землю лишило народную религиозную жизнь, придавленную и обескровленную, чего-то важного и трогательного. И, конечно, лишило русскую литературу и этих, пусть уже иногда и экзотических в нашем веке, записок паломников, сделало редкостными прежде живые и разнообразные обращения и в поэзии, и в прозе к ветхозаветным и евангельским темам.

Одна из последних книг, описывающих поездку в Святую Землю, — книга поэта и известного исторического романиста А. П. Ладинского «Путешествие в Палестину» (1937). Но эта книга, составленная из очерков, написанных для выходившей в Париже русской газеты «Последние новости», уже сугубо журналистская, хотя и поэтически живая, рисующая не столько Святую Землю, сколько тогдашнюю подмандатную Палестину с реалиями ее политической жизни.

Наверное не удивительно, что многие из авторов книг о Святой Земле были поэтами — и Л. Н. Муравьев, и А. С. Норов, и Н. В. Берг, и А. М. Федоров, и И. А. Бунин, и А. П. Ладинский. Не удивительно и то, что образ Святой Земли, занимавший особенное место в православном сознании, в русской литературе, начиная с былин, духовных стихов и описаний «хожений» до, скажем, «Иуды Искариота» Л. Н. Андреева или «Мастера и Маргариты» М. А. Булгакова, овеян поэзией и тем вольным или невольным духовным трепетом, который порожден евангельским светом.

В наши дни, когда восстанавливаются храмы, широко издается духовная литература и люди все чаще обращаются к вере, к церкви, начинает понемногу возрождаться и паломничество. И будем надеяться, что впервые собранные в этой небольшой книге образцы русской прозы XII–XX веков, посвященные путешествиям в Святую Землю, будут интересны и необходимы читателю, небезразличному к русской истории, духовности и литературе.

Борис РОМАНОВ

ЖИТИЕ И ХОЖЕНИЕ ДАНИИЛА, ИГУМЕНА РУССКОЙ ЗЕМЛИ[8]

О Данииле известно немного, и все известное — предположительно. Исследователи предполагают, что Даниил пострижен в Киево-Печерском монастыре, позднее стал игуменом одного из монастырей Черниговской земли и возглавил русских паломников, совершивших «хожение» в Святую Землю в 1104–1107 гг. Н. М. Карамзин в своей «Истории государства Российского» высказал предположение, что «сей путешественник мог быть Юрьевским Епископом Даниилом, поставленном в 1113 году» (умер в 1122 г.).

«Житье и хожение Даниила, Русьскыя земли игумена» не только самое древнейшее описание паломничества в Святую Землю, но и одно из первых замечательнейших созданий древней русской литературы Его язык емок и красочен, повествование вдохновенно, наблюдения — точны и разнообразны, духовный кругозор — широк. «Житье и хожение Даниила» было на Руси распространено и чтимо, о чем говорят более 150 известных сегодня его списков.

Я, недостойный игумен Даниил, худший из всех монахов, смиренный, одержимый многими грехами, недоволен во всяком деле добром, понужден был своими помыслами и нетерпением, захотел видеть святой град Иерусалим и землю обетованную. И с Божией помощью посетил Иерусалим и видел Святые места, обходил всю землю Галилейскую и Святые места около града Иерусалима, где Христос ходил своими ногами и великие чудеса показал в тех местах Святых. И видел все своими очами грешными, что беззлобивый Бог позволил мне увидеть и что я долгое время жаждал увидеть.

Братья и отцы, господа мои, простите меня грешного и не хулите мое худоумие и грубость, что написал о святом граде Иерусалиме и о земле той доброй и о своем хоженье по святым местам. Кто путешествовал со страхом Божиим и смирением, тот не погрешит никогда против милости Бога. Но я неподобно ходил по святым местам, во всякой лености и слабости, в пьянстве и творил всякие неподобные дела. Однако, надеясь на милость Божию и на вашу молитву, полагаю, простит Христос мои бесчисленные грехи. И вот описал свой путь и места святые и не горжусь и не хвалюсь своим путешествием, что будто бы сотворил доброе дело: ничего доброго в путешествии не делал, но только ради любви к святым местам написал обо всем, что видел своими глазами, дабы не забыть то, что пришлось недостойному мне увидеть. Побоялся я