на оружейный склад. У него хватило ума послать гонца, чтобы вызвать ближайшую милицию, гвардию Джефферсона, из Чарльз-Тауна, расположенного в восьми милях от города; он заставил звонить церковные колокола и предупредил собравшихся, озадаченных жителей Харперс-Ферри, что им лучше вооружиться. Пчелы начали роиться, как и предсказывал Джон Браун, но это были не те, кого он имел в виду.

Тем временем поезд в Балтимор застрял, так как люди, удерживающие мост, отказывались пропускать его, хотя и позволяли пассажирам ходить туда-сюда. В три часа ночи Браун наконец передал, что поезд может отправляться, но кондуктор Фелпс решил, что безопаснее дождаться рассвета, прежде чем отправляться в путь. Тогда Фелпс остановил поезд в Монокаси, в двадцати одной миле от города, первой остановке на линии к востоку от Харперс-Ферри, чтобы отправить телеграмму с сообщением о случившемся У. П. Смиту, начальнику транспортного отдела B&O в Балтиморе. Фелпс сообщил, что его поезд был обстрелян, что был застрелен служащий B&O и что не менее 150 "мятежников", которые "пришли освободить рабов", удерживают оба моста в Харперс-Ферри и сказали ему, что будут стрелять по любому другому поезду, который попытается проехать.

Смит был удивлен и, как можно догадаться, раздражен посланием Фелпса. Он телеграфировал в ответ: "Ваша депеша явно преувеличена и написана под влиянием волнения. Почему наши поезда должны останавливать аболиционисты?" Из Эликоттс-Миллс, расположенного дальше по линии, Фелпс возмущенно ответил, что он не преувеличивал и даже "сделал все в два раза хуже, чем есть", но к этому времени обмен сообщениями уже достиг стола Джона В. Гарретта, президента "Балтимора и Огайо", и он сразу же отнесся к ним серьезнее, чем В. П. Смит. Гарретт телеграфировал президенту Соединенных Штатов, а также губернатору Вирджинии и командиру Мэрилендских добровольцев, что "в городе происходит восстание... в котором участвуют свободные негры и белые".

В середине XIX века президенты были отнюдь не так изолированы от общения с простыми гражданами, как сегодня, и не так уж мало президентов все еще открывали свою почту и читали телеграммы. В то же время президент крупной железной дороги был личностью весьма значимой, поэтому неудивительно, что послание Гаррета президенту Джеймсу Бьюкенену без задержек дошло до него рано утром 17 октября и что он немедленно принял меры.

Бьюкенена не зря прозвали "старым государственным функционером": он был американской версией "викария Брея". Демократ из Пенсильвании, он был конгрессменом, сенатором, министром США в России, полномочным министром США при Сент-Джеймсском дворе и государственным секретарем, прежде чем занял пост президента в 1856 году. Работа за границей в качестве дипломата избавила его от яростных и страстных политических споров на тему рабства, и в любом случае он был "баблом" (презрительный термин для северян, сочувствовавших требованиям рабовладельческих штатов) и был полон решимости искать компромисс между южными рабовладельцами и северными аболиционистами. Разумеется, умеренность не принесла ему друзей ни с той, ни с другой стороны. Единственный холостяк, занимавший до сих пор Белый дом, он в течение пятнадцати лет до своего избрания на пост президента жил с сенатором Уильямом Руфусом Кингом из Алабамы, и вполне возможно, что на взгляды Бьюкенена на рабство повлияла его дружба с Кингом. В своем третьем ежегодном послании Конгрессу он отметил, что с рабами "обращались с добротой и гуманностью. И филантропия, и корысть хозяина в совокупности привели к такому гуманному результату" - такой радужный взгляд на институт рабства был достаточно распространен в Алабаме, но необычен в родной для Бьюкенена Пенсильвании.

Однако Бьюкенен распознал кризис, когда он возник, и быстро привел в движение все возможные войска: отряды пехоты и артиллерии регулярной армии из форта Монро, штат Вирджиния, и рота американских морских пехотинцев с военно-морского двора под командованием лейтенанта Израэля Грина - единственные войска, имевшиеся в Вашингтоне, - получили приказ немедленно отправиться поездом в Балтор, а оттуда в Харперс-Ферри. Отряды пехотинцев регулярной армии и артиллерии из форта Монро, штат Вирджиния, и рота американских морских пехотинцев из военно-морского двора под командованием лейтенанта Израэля Грина, единственные войска, имевшиеся в Вашингтоне, получили приказ немедленно отправиться поездом в Балтимор, а оттуда в Харперс-Ферри, а роты ополченцев из Вирджинии и Мэриленда (гвардейцы Хэмтрамка, отряд Шепердстауна, гвардия Джефферсона) уже начали выдвигаться в Харперс-Ферри и вели перестрелку с превосходящими по численности сторонниками Джона Брауна, а также со значительным числом вооруженных и разъяренных горожан и "добровольцев", или бдительных людей.

Военный секретарь Бьюкенена, Джон Б. Флойд не был эффективным и не проявил лояльности - после Харперс-Ферри его заподозрили в доставке большого количества оружия из федеральных арсеналов на Севере в арсеналы на Юге в преддверии отделения; В 1862 году, будучи генералом Конфедерации, он покинет свой пост в форте Донелсон незадолго до того, как Грант осадит и возьмет его, опасаясь, что его могут судить за измену, если он попадет в плен. Но у него хватило здравого смысла понять, что кто-то должен командовать всеми этими силами, сходящимися к Харперс-Ферри, и что подходящий человек для этой работы находился в его доме в Арлингтоне, прямо через реку Потомак от Вашингтона.

Роберт Э. Ли и его жена унаследовали внушительный особняк с белыми колоннами, который сегодня является центральным элементом Арлингтонского национального кладбища, в 1857 году от своего отца, Джорджа Вашингтона Парка Кьюстиса, пасынка и приемного сына Джорджа Вашингтона. Только площадь владений в Арлингтоне составляла 1100 акров, а количество рабов - 63 человека, в то время как на двух других плантациях в Вирджинии общее число рабов Кьюстиса достигало почти 200. С возрастом и немощью Кэстис перестал управлять своими плантациями, что никогда не было его главным интересом - даже сочувствующий южанин назвал его "нерадивым фермером и покладистым хозяином". Особняк в Арлингтоне, хотя и был чем-то вроде музея вещей Джорджа Вашингтона (включая кровать, на которой он умер), протекал и нуждался в капитальном и дорогостоящем ремонте; плантации плохо обрабатывались; а рабы, которым дали понять, что они будут освобождены после смерти Кьюстиса, вместо этого обнаружили, что их освобождение зависит от множества других плохо составленных обязательств в его завещании, которое выглядело так, будто могло тянуться в судах годами, держа их в рабстве неопределенно долгое время.

То, что это не делало его счастливым или желающим работать, было лишь одной из многих проблем, с которыми столкнулся Ли, который, вопреки собственному желанию, брал отпуск за отпуском со своего поста командира недавно сформированной Второй кавалерийской армии США в Кэмп-Купере, штат Техас, грубом пограничном форпосте на реке Клир-Форк реки Бразос, чтобы посвятить себя наведению порядка в