Шрифт:
Закладка:
Странно, подумала Эйлиш, а ведь Тони гораздо стеснительнее, чем она. Муж смущался, когда по телевизору слишком долго и страстно целовались. Он и его братья пихали друг друга локтями за столом, намекая на неприличные шутки, но дальше дело не шло. Они никогда не рассказывали анекдотов. Эйлиш нравилась старомодность Тони. Она вспомнила, как он вспыхивал, когда она заводила разговор о том, что им надо предохраняться. В конце концов, подслушав разговор невесток, которые с легкостью обходили церковные установления, она просто положила упаковку презервативов на прикроватную тумбочку Тони.
Заметив упаковку, он улыбнулся и открыл ее, словно не знал, что внутри.
– Это для меня? – спросил он.
– Для нас обоих, – ответила она.
Если бы он использовал один из этих презервативов несколько месяцев назад, подумала Эйлиш, то уберег бы их семью от множества бед.
Она присела на край кровати. Как она расскажет Тони о том, что приходил тот мужчина? Где бы спрятаться, где бы найти место, в котором не надо думать о происшедшем!
Пристроенная к дому комната, где раньше работала Эйлиш, теперь служила Розелле и Ларри для занятий, хотя Ларри редко туда захаживал.
– Хочешь, заварю тебе чай или сделаю кофе, – предложила Эйлиш, обнаружив там дочь.
– Ты заваривала чай вчера, – ответила Розелла. – Сегодня моя очередь.
Розелла росла уравновешенной, неулыбчивой и молчаливой, чем разительно отличалась от двоюродных сестер. Те по любому поводу заливались смехом или вытаращивали глазки, Розелла в это время смотрела на мать в надежде, что семейные посиделки кончатся и ее отведут в тишину родного дома. Когда Тони и Ларри злили ее, соперничая в подражании радиокомментаторам бейсбольных матчей, Розелла удалялась в свой кабинет, как его называла. Она даже уговорила Тони навесить на дверь замок, чтобы Ларри не врывался, когда она пытается сосредоточиться.
Порой на Эйлиш давило слишком тесное соседство с родителями Тони и семействами его братьев. Их дома почти заглядывали в ее окна. Если ей случалось выйти из дома, кто-нибудь из невесток или свекровь обязательно спрашивали, куда она ходила и зачем. Они часто обвиняли ее в стремлении обособиться, считая это свойством ее ирландской натуры. Но Розелла внешне походила на итальянку, и женщины недоумевали, откуда у девочки такая серьезность, как будто не видели, что ее манера держаться унаследована от матери. Розелла старалась не выделяться на общем фоне. Прислушивалась к разговорам теть и двоюродных сестер, обсуждала новые фасоны и прически, но в глубине души модой не интересовалась. Эйлиш понимала, что не будь Розелла так хороша собой, женщины сочли бы ее чудачкой и синим чулком.
– Грация и красота, – рассуждала бабушка, – достались Розелле от моих матери и тетки. Нашему поколению красоты не перепало – видит Бог, я ничего такого не унаследовала, – но в Америке наша красота расцвела. Розелле следовало родиться раньше. Женщины нашего рода славились не только красотой, но и мозгами. А тетя Джузеппина была настолько умна, что чуть старой девой не осталась.
– Это было бы умно? – спросила Розелла.
– Каждому свое, но стремиться к такому не стоит. Тебе, впрочем, волноваться не о чем. Когда придет твое время, ты будешь нарасхват.
Дважды в неделю между школой и ужином Розелла отправлялась навестить бабушку, и они по часу беседовали наедине.
– О чем вы говорите? – спрашивала Эйлиш.
– О воссоединении Италии, – отвечала дочь.
– Не верю.
– Знаешь, из трех невесток ты у нее самая любимая.
– Наоборот, нелюбимая!
– Сегодня она попросила меня помолиться с ней вместе.
– О чем?
– О том, чтобы дядя Фрэнк нашел хорошую жену.
– Жену-итальянку?
– Любую. Она говорит, что с его умом, доходом, привилегиями и квартирой на Манхэттене женщины должны преследовать его на улицах. Думаю, ей все равно, будет ли она итальянкой. Ты же знаешь, кого встретил наш папа, сходив однажды на ирландскую вечеринку.
– Разве ты не предпочла бы мать-итальянку? Разве это не упростило бы тебе жизнь?
– Меня моя жизнь устраивает.
* * *Эйлиш просматривала книги на столе Розеллы, и внезапно ей пришло в голову, насколько жизнь, которую дочь считает естественной, зависит от отца и двух его женатых братьев, которые трудились вместе, трудились так прилежно, что им доверяли и рекомендовали их знакомым. Слухами земля полнится. Братья получали заказы далеко за пределами города, и все равно мирок их клиентов казался тесным, почти дружеским. Очень скоро кто-нибудь узнает, что Тони обрюхатил женщину, в чьем доме работал. Новость распространится так быстро, как если бы они жили в глухой деревне.
До сих пор ей удавалось гнать от себя мысли о Тони в рабочей одежде в доме той женщины. Теперь Эйлиш ясно видела, как, подлатав трубу, он встает с колен и замечает благодарный взгляд хозяйки. Она представила себе застенчивость Тони. Как он мнется у двери. Неловкое молчание.
– У тебя проблемы на работе? – спросила Розелла.
– Нет, никаких, – ответила Эйлиш.
– Мне показалось, тебя что-то смутило. Прямо сейчас.
– Все хорошо. Просто работы много.
* * *Затем пришел Ларри, чмокнул ее в щеку и показал на свои ноги.
– У меня идеально чистые ботинки, но я все равно оставил их за дверью. Мне нужно послушать радио. Если меня будут спрашивать, я в своей комнате.
Тони появился позже и, как обычно, сразу поднялся на второй этаж, чтобы принять душ и переодеться, прежде чем разыскать дочь – заведенный ритуал с тех пор, как Розелла была малышкой. Часто, если ей удавалось подслушать их разговор, Эйлиш узнавала что-то новое, что-то сказанное свекровью, новости про братьев Тони, которыми тот делился с дочерью.
Она смешивала картошку с приготовленным вчера рагу, пока Ларри накрывал на стол. До сих пор ей удавалось избегать встречи с Тони, и никто этого пока не заметил. Больше всего Эйлиш боялась, что он зайдет на кухню, похвалит восхитительный аромат и пошутит с Ларри. Тони умел заполнять собою пространство, вечно добродушный, вечно заботливый. Ее невестки жаловались, что их мужья, вернувшись с работы, хмурятся и молчат. Свекровь однажды спросила Розеллу, как ее отец ведет себя дома.
– И что ты ей ответила? – полюбопытствовала Эйлиш.
– Что его все смешит и он всегда очень милый.
– А что сказала на это твоя бабушка?
– Что ты умеешь находить в людях лучшее, Лене с Кларой следовало бы у тебя поучиться, и тогда дядя Энцо и
