Шрифт:
Закладка:
– Так вы под немцами жили в войну? И какими они вам запомнились?
Она охотно рассказала, что отец пропал без вести в первые же дни войны. У матери на руках остались восемь детей. Когда старшую дочь Катю, подростка, фашисты хотели выслать в Германию, мать забинтовала ей глаз, и девушка, как калека, была оставлена дома.
В одной половине их хаты жили немецкие офицеры. Один, Курт, был очень сентиментальный, всё показывал фотографии своих детей, и угощал хозяйских малышей. Второй, Фриц, стал было приставать к Кате, когда та стирала бельё офицерам. Девушка дала ему пощёчину. Офицер вырвал из кобуры пистолет и хотел её застрелить, но Курт успокоил товарища.
Скоро семья оставила свой дом и переехала в другую часть города, на квартиру. Мать продолжала работать в немецкой столовой, откуда приносила картофельные очистки, и кое-как кормила своих детей. В дальнейшем Катя, которую продолжал преследовать Фриц, сбежала в лес, к партизанам, помогала им. Там повредила топором руку – лишилась трёх пальцев.
Когда закончилась война, они не смогли вернуться в свой дом. На детей пропавших без вести солдат пособий не платили, жить было очень трудно. В это время из Кенигсберга, ставшего территорией Советского Союза, выселили всех немцев, и стали вербовать советских людей ехать туда. Сталин давал подъёмные.
Мать решилась сменить место жительства – хуже не будет, и их направили в нынешний Черняховск. Так же, как всем, дали немецкий дом, из которого настоящие хозяева мало что успели забрать с собой, в Германию. Так они снова обрели крышу. Все дети выросли, устроили семьи, родили детей. Все, кроме Кати, которая сильно комплексовала по поводу своей инвалидности.
Моя пожилая собеседница отказалась назвать свою фамилию, а имя назвала, Евгения. И стала готовиться к выходу, встала к двери. На её место немедленно села другая женщина лет пятидесяти пяти. Я кивнула новой соседке на выходившую старушку:
– Чего только не пережили наши люди… Её сестра в партизанах лишилась трёх пальцев, и потому не вышла замуж…
Моя новая соседка сняла варежку и показала левую руку, больше похожую на культю:
– Я тоже лишилась трёх пальцев в колхозе, на уборке. А в это время мы с моим парнем, Виктором, только-только подали заявление в ЗАГС. Я ничего не стала объяснять, написала ему записку, что отказываюсь выходить за него замуж, и попросила меня не искать. Уехала к тётке, далеко, на Урал. Так Виктор меня нашёл, привёз назад, и женился! Живём с ним почти сорок лет, и муж такой хороший, лучше не бывает! У нас с ним четверо детей…
Тут пришлось выйти мне, и я пошла на праздник, размышляя: чего только не бывает!..
Супружеская жизнь
«Не радуйся чужой беде, своя на гряде»
(русск. пог.)
– Чтоб ты сдохла на столе! – сказал ей муж Виктор, который когда-то клялся ей в вечной любви. Сейчас он провожал жену на операцию по удалению раковой опухоли.
– Ты сдохнешь раньше меня! – ответила когда-то сходившая с ума от любви жена.
– Не дождёшься! Я абсолютно здоров, и проживу две жизни! – ответил муж, и стал строить планы на дальнейшую, холостяцкую жизнь.
А страшный рак оказался… жировиком. Жена вернулась из больницы, и «счастливая» супружеская жизнь продолжилась. Жена Надя – стояла на проходной мясокомбината, и строго следила, чтобы рабочие, которые к государственному добру относились, как к своему (ведь мы же и есть государство), делились экспроприированным. Семья жила настолько безбедно, что скоро встал вопрос и о приобретении машины! Но купить, стоя в очереди, было нереально.
В то время ветеранам войны выделили автомобили, некоторые захотели продать – это же роскошь для неизбалованного нашего народа! Излишество. И вот один из таких автомобилей и был приобретён описываемой семьёй. «Обмывали» широко. Соседи и пили, и закусывали на славу. Один товарищ мужа, Семён, так растрогался, что после третьей рюмки предложил новую машину поставить в его гараж – машины у них пока не было. За хлопотами у праздничного стола Надя потеряла мужа из вида, а когда хватилась, не увидела ни мужа, ни машины, которая стояла прямо перед окнами.
– А где машина-то? Уже в гараже? – спросила она Семёна.
– Да нет, Виктор поехал вместе с Михаилом куда-то – покататься.
– Так он же пьяный! – ахнула Надя. – И прав ещё не получил…
В тот же вечер машина была разбита в прах! «Как пришла, так и ушла» – поговаривали соседи, имея ввиду неправедные доходы, на которые машина была приобретена. Руль врезался в грудь Виктора с такой силой, что переломился, что уж говорить про грудную клетку… У Михаила же были на мелкие части раздроблены ноги… Обоих мужчин насилу спасли. После этого Виктора посадили на полтора года за вождение без прав, да ещё пьяным.
Когда вернулся, его трудно было узнать – высокий плотный красавец превратился в тень. Разбитая грудь постоянно давала знать о себе невыносимыми болями, и однажды врач сказал Наде тихонько, что в лёгких начался раковый процесс… Всё это длилось девять лет… Последние несколько месяцев Виктор уже не вставал. Вспоминал ли он, как пожелал смерти жене от рака? Жене, которая содержала его, растила детей, и самоотверженно ухаживала за ним до конца? Неизвестно… Умер он в тридцать семь лет…
Прошло тридцать лет. Вчера мы с Надей торговали луком за одним прилавком. Милая и миловидная женщина! Своих лет ей никак не дашь.
– Вы могли бы ещё замуж выйти, – сказала я ей.
– Не дай бог! – ответила она.
Плейбой
«Крепкий орешек сразу не раскусишь»
(русск. пог.)
Свои плейбои, казановы и мачо есть в любой деревне. Да, а что вы думаете? И у нас в городе плэйбой есть! Он проходит по улице в длинном тёмном пальто, высокий, ко всему индифирентный, ни в ком не заинтересованный, никакой не яркой красоты, а все почему-то на него оглядываются, сердца устремляются вслед… И не только женские… Есть в человеке загадка! Что это? Я не понимаю. Какая-то внутренняя свобода, что ли…
Вот по телевизору показывают
