дома, выставлял на показ перед гостями, хвастался и ловил завистливые взгляды, словно вампир, наслаждающийся кровью.

Почему алмаз до сих пор никто не выкрал? Потому что на вилле такая охрана и система защиты, что ни один нормальный вор не сунется. А ненормальные отправлялись в тюрьму.

Знаете, ведь есть еще одна категория — категория идиотов. Угадайте, куда же они отправляются? Да, тоже в тюрьму.

— 2 — Загнанный зверь

Интересный факт. На табличке, рассказывающей краткую историю происхождения Алмаза Хоупа, есть любопытная заметка — считается, что эта драгоценность приносит несчастье владельцам. История камня приукрашена выдумками. А камень Саниэля Гонсалеса в разы больше. Улавливаете связь?

Для меня все это как страшный сон. Самый главный страх даже не в том, что я оказалась в тюрьме, а что именно в итальянской — я ни слова по-итальянски не говорю.

Может, оно и к лучшему. Не перестаю об этом думать, пялясь на коротких прогулках в голубое небо, подставляя лицо теплым лучам солнца. Не знаю, как панамская тюрьма на вкус, а женская колония насквозь пропитана привкусом металла и резких духов. Таких, старых, которые обычно бабушки покупают на развалах. А еще пот и запах кожи — он у всех разный.

Но могло быть и хуже. Кроме запаха мой нос уже давно мог разбить чей-то кулак; итальянские женщины выглядят сурово, среди них я выгляжу белой зашуганной мышкой. Как в прямом, так и в переносном значении. Сяду в углу, обхватив колени, и смотрю на окружение, на царство вальяжных кошек, которые посматривают на меня с подозрением.

Могло быть и хуже. Я готовилась к худшему. Готовилась к тому, что через месяц превращусь в чью-то подстилку, что на теле места живого не останется, что буду, стиснув зубы, плакать по ночам. Меня всегда пугала мысль быть изнасилованной мужчиной, ведь он крупнее, сильнее, и по своему первому опыту в сексе скажу, что даже по обоюдному согласию порой соитие приносит только боль. Но женщиной… это как-то странно.

К счастью, либо я попала в блок с более-менее адекватными людьми, либо это лишь везение. Миновало три с крохой месяца с момента заточения. До меня решили не докапываться в большей степени из-за незнания языка, как только сокамерница поняла, что я действительно не прикидываюсь, перестала даже с попытками завязать разговор. Но это поначалу.

— Так дело не пойдет, — на ломаном английском подметила она тогда, перед отбоем. — Слушай. Если хочешь жить нормально, придется учиться. Понимаешь, мелкая?

Она возвышалась над моей койкой огромным исполином, с черными глазами, как у коршуна, и отрицать что-то было бесполезно. Я только кивнула, как болванчик.

— Хорошо. Теперь это твоя жизнь. На какое-то время. Здесь мы не обижаем новеньких, но это не райское место, здесь мы… как это… здесь есть иерархия. И ты на самом дне. Хочешь жить нормально, я научу тебя хотя бы основам языка. Потому что твое молчание может… неуважение. Они подумают, что ты их не уважаешь, и это принесет проблемы. И мне тоже. Мне не нужны проблемы.

— Мне тоже не нужны проблемы, — согласилась я.

— Вот и славно. Тогда, я научу тебя нашему языку, а ты… ну, скажем, будешь отдавать десерт с обеда.

Наверное, у меня было невероятно глупое и удивленное лицо, отчего женщина разразилась громким выразительным смехом. Неловкость от ситуации зашкаливала, я старалась не вжимать шею в плечи, чтобы совсем не выглядеть жалко.

— Что, tesoro*, думала, в рай попала? — Она жестко усмехнулась, и вмиг ее лицо сделалось суровым, заостренным. — Урок первый — у всего есть цена. За все надо платить. И не смей брать чужого. Поняла?

Я, видимо, впечатлившись речью, стала совсем бледной, отчего моя гуру в мире тюремного быта усмехнулась и покачала головой, добавив:

— Но и за своими вещами не забывай приглядывать.

Я присматривала. Старательно присматривала, но пара вещей все равно волшебным образом исчезла, и на хмурые взгляды моя сокамерница отвечала безмолвно, приподняв бровь. Мол, что такое? Хочешь что-то сказать? Обвинить меня? А доказательства у тебя есть? Нет? Значит, ты трепло безосновательное, а кудахчущих без причин куриц никто не любит.

Десерты убывали, знаний становилось больше. Если хотите выучить итальянский, отправляйтесь в естественную среду обитания. Только не воспринимайте совет буквально со всей глубиной, тюрьма — не единственное место, где можно набраться знаний.

Так или иначе, но небо продолжало быть голубым, заключенные гуляли во дворе, играли с мячом, занимались на спортплощадке. И вроде бы привыкаешь жить по расписанию, не переставая оглядываться по сторонам и слушать по ночам чьи-то любовные стоны. Но четыре года…

И некому позвонить, сообщить, что я застряла здесь, в чужой стране. Даже Штаты не рассматривают дело об экстрадиции. И зачем? Я одна во всем мире, без денег, без цели. Сорока, полетевшая на блестяшку, а попавшая в капкан охотника. Да, могла бы попросить Сэма приехать, чтобы хоть кто-то знал, где я. Но Сэм мертв…

Мертв. Боже, неужели он действительно мертв? Гниет в мешке под панамской землей? Едва представив эту картину, мне становится больно, руки сжимаются в кулаки, а глаза режет от боли. Как же так, Сэм? Неужели мы так закончим?

От нахлынувшей грусти захотелось расплакаться. Будто осознание жопы, в которой я оказалась, дошло лишь сейчас до моего маленького умишка. Воровка, буду звездой, украду алмаз, заживу-то тогда! Эх! Тьфу двадцать раз на мою пустую голову. Лучше уж съемная квартира в Сиэтле, чем скрипящая жесткая койка в камере три на два…

— Oi, staniera!** — из пучин спутанных мыслей меня вырвал жесткий оклик надзирательницы.

Я довольно резко вздернула голову, смотря на высокую женщину в очках, как на Санта-Клауса. Обычно меня никто не видел и не замечал, особенно стражи порядка. Явно что-то нехорошее.

— Hai visite!***

Сэм?.. От звука его имени по телу пробежала мелкая дрожь. Буквально на долю секунды я позволила себе увидеть миг надежды, но он, словно солнечный зайчик, исчез, едва я опомнилась. Сэм погиб. Да и если бы был жив, то ни за что бы не смог отыскать меня — я никому не говорила, что попала в тюрьму. Разве что с Нейтаном связывалась, едва не взболтнув лишнего. Может, это он? Он понял, что я в беде, и решил помочь по старой памяти? И чем помочь?

Вот уж точно нехорошее предчувствие на этот счет.

Одернув штаны, я собралась с духом и направилась к надзирательнице, которая пропустила меня вперед. В холле на пункте досмотра на меня