что грузовых. Но там такой жуткий зоопарк, что я предпочел бы их спихнуть местным. Это, скорее, головная боль, нежели желанные трофеи. Ну, может, себе пятерку танковозов Рено, да с десяток легковушек стоит оставить, так сказать, для хозяйственных нужд. А всё остальное — точно не стоит нашего внимания. Замучаемся обслуживать и ремонтировать. У них ведь там даже совсем древние аппараты, выпущенные лет тридцать назад, до сих пор в строю имелись. А нам такого «счастья» уж точно не надо. Да, кстати! Мы там еще два древних танка Рено нашли. Видать из тех, что когда-то состояли на службе в испанской армии. Оба подбиты и оба не на ходу. Если местные сумеют их восстановить, отдать бы их в пехотные школы. Ведь, честное слово, мы в бою больше опасались, как бы не раздавить своих испанцев, нежели огня вражеских орудий. Местные же вообще не имеют никакого представления, как сражаться в одном строю с танками. Либо вовсе разбегаются, кто куда. Либо под гусеницы сами лезут. Либо за бронёй прячутся. Да так, что задний ход никак дать не выходит, чтобы при этом своих же не подавить. Я потому свой, то есть ваш, танк в Толедо и потерял, что не смог отвести его назад, чтобы приступить к тушению. Пехота за машиной сгрудилась, да так там и торчала, боясь показать свой нос из-за брони. И пока мы сами не рванули от танка куда подальше, те так за ним и сидели. И ладно бы хоть тушить пробовали! Так нет! Сидели, смотрели, как он весело разгорается, да, небось, жаловались друг другу, что сильно припекать стало. Как дети малые, честное слово.

— Это да. Местные те еще вояки, — и вновь со стороны полковника донесся тяжкий вздох. Выполняя должностные обязанности начальника танковой школы, он уже успел, и насмотреться, и наслушаться, такого, что в цирке теперь вряд ли когда-нибудь сможет рассмеяться. Хотя именно здесь смех пробивался исключительно сквозь слёзы. Он, естественно, никак не мог слышать соответствующей происходящему в школе дурдому фразы германского подполковника Вильгельма Риттера фон Тома — его, так сказать, прямого коллеги со стороны франкистов. Тем более, что она еще и не была произнесена тем вслух. Но мысли у них явно были схожи в том плане, что испанцы столь же быстро учились, сколь быстро забывали всё выученное. Потому учебная матчасть страдала регулярно и в огромных количествах.

И ведь Т-27, по сравнению с иными советскими танками, являлся простейшей в освоении и обслуживании боевой машиной! По сути, обычным грузовиком на гусеницах, если учитывать примененные в нем обычные автомобильные агрегаты. Но даже их местные кадры постигали с величайшим трудом и с практически слышимым скрипом крутящихся в их головах шестеренок.

Ладно бы еще в школу присылали каких-нибудь темных крестьян, только вчера оторванных от сохи и ничего сложнее лопаты не видевших в своей жизни! Вовсе нет! Мехводы сплошь являлись бывшими водителями грузовиков и автобусов, которых в стране имелось более чем достаточно. Командиры машин, они же командиры башен, брались в основном из числа инженерных кадров и токарей со слесарями, как людей привыкших к необходимости точных измерений, уж точно не должных жаловаться на память. Иными словами говоря, людей набирали вовсе не глупых, а даже наоборот — мозговитых. Однако даже с ними постоянно случались всевозможные эксцессы, чему, правда способствовал и языковой барьер. Да и время поджимало. Советские танкисты, заплатив немалую цену, конечно, сумели подарить своим испанским соратникам целый месяц спокойного обучения. Вот только, по-хорошему, таких спокойных месяцев требовалось дать «ученикам» еще штук пять, как минимум. Чего, естественно, ни враги, ни республиканское правительство, позволить им всем никак не могло. Во всяком случае, уже через неделю обязан был состояться первый выпуск школы — 300 танкистов, из которых предполагалось составить 5-ый легкотанковый полк ныне формируемой 5-ой Коммунистической пехотной дивизии, в насыщение людьми и вооружением которой Москва вкладывалась по максимуму, так как вливающимся в неё кадрам была хоть какая-то вера. В этом плане СССР стал действовать примерно так же, как итальянцы с немцами, затребовав у местных союзников передать часть войск исключительно под непосредственное командование своих краскомов.

— Кстати о местных, — вскинулся Александр. — Я тут вашим ученикам пару наглядных пособий привез с передовой. Глядишь, это позволит им более правильно применять свои боевые машины и не лезть на рожон там, где не надо.

— Ну-ка, ну-ка, показывай. Чего ты там такого раздобыл, — уже не столь угрюмо отозвался со своего места начальник танковой школы. — Нам тут любая мелочь полезна будет. Всё же легкие танки-разведчики не чета тяжелым Т-24.

— Поэтому и привез, — полностью соглашаясь с озвученным, закивал головой Геркан. — Вот. — Достав из кармана несколько винтовочных патронов, он положил те перед полковником. — Такими боеприпасами были снаряжены пулеметные ленты немецких танков. Видите, у них вокруг капсюля красное кольцо краской выведено? Это они так обозначают свои патроны с бронебойными пулями. Стрелять из винтовки ими не рекомендуется из-за усиленного порохового заряда. Но вот пулеметы кушают их за милую душу. И если нашим толстокожим Т-24 подобные бронебойные пули нипочем — лишь царапинки на броне оставляют. То для тонкобронных машин, вроде Т-27, это гарантированная смерть. Мы ими постреляли по корпусу одного из разбитых немецких танков. И пришли к выводу, что лобовая броня нашего танка-разведчика выдержит поражение подобными боеприпасами метров со ста пятидесяти и выше. А бортовая — лишь с четверти километра. Потому близко к германским танкам и пулеметным гнездам вашим нынешним ученикам лезть никак нельзя, если они не желают превратиться в дуршлаг вместе со своими машинами. Кто знает, сколько подобных патронов немцы уже успели поставить мятежникам.

— Да-а-а… — протянул Семён Моисеевич, рассматривая донце патрона. — Неприятный сюрпризец. Вовремя мы о нём узнали, ничего не скажешь. Молодец, товарищ Геркан! Вовремя столь ценную информацию принес. Объявляю тебе устную благодарность!

— Служу трудовому народу! — как и полагалось, мигом отозвался Александр.

— Что еще интересного принес? — оставив патроны в покое, полковник обратил свой взгляд на несколько топорщащуюся небольшую сумку, что всё это время висела на плече подчиненного.

— А это прицел германской 37-мм противотанковой пушки. Скрутил его с разбитого прямым попаданием орудия в местах боев нашей 2-ой роты. — Выложив на стол слегка помятый и покоцаный осколками прибор, военинженер поспешил уточнить, — Вы не смотрите, что он в не рабочем состоянии. Это не так важно. Но вот,