Шрифт:
Закладка:
О Свине слагались легенды, творчество его еще было малодоступно, зато мифы передавались легко и быстро, как грипп. Песни «АУ» в основном были про бухло да про говно, а еще про шахиншахов и плохих людоедов типа Бокассы. Сатирическое творчество, полное ерничества и алкогольной самоиронии. Даже любовная лирика была такая же безбашенная, как сам Свин. Но песни про бухло и говно удавались Андрею лучше всего. С последним у Свина были особые отношения. С детства у него был слабый живот, периодически его подводивший. Вот идут они, например, с Панкером-Монозубом по Невскому, и скрутило Свину живот неожиданно, так, что бежит он в ближайший парадняк. Что, к сожалению, замечает проходящий мимо мент и нырк вслед за Свином. И вот видит Монозуб, как выходит Свин из парадняка, с торжествующей улыбкой несет в руках дымящиеся какашки и выбрасывает их в урну. А за ним мент выходит, совершенно ошалевший от такого представления. Даже арестовывать их побрезговал.
Так что по песням ли, по сказкам ли, но вся продвинутая питерская тусовка узнала о Свине великолепном. В том числе и великие БГ и Майк. В 80-м главными панками для тусовки Свина стал «Аквариум» со своим концертным грузинским альбомом. «Мочалкин блюз» и «Марина» – это было нереально круто для совка. Но БГ только поигрался в модный панк, оставив его на откуп Свину. Майк Науменко написал для Свиньи песню «Буй», которую тщетно пытался продать ему за пару бутылок портвейна. Зато Свин сам с удовольствием купил за бутылку песню «Комиссар» у своих друзей – Солидного и Нехорошего. Половину текста они стянули из журнала «Юность», а вторую придумали сами. Кто только не пел потом эту песню – Рикошет, Чиж и даже казацкие и военные хоры. Теперь она народная. «Эх, да конь мой вороной! Эх, да обрез стальной! Эх!»
Тусовка в квартире Свина разрасталась. Состав группы постоянно менялся. Кто там только не играл. Да что говорить. Именно Свин заставил скромного басиста Витю Цоя чуть ли ни на спор написать там первую песню. Так что великая постпанк-группа «Кино» появилась благодаря Андрюше Панову. Такая там образовалась кузница талантов. Ну и бухали по-прежнему, и веселились беспредельно… Одни грузинские вечеринки легендарные чего стоили. Только про них рассказывать теперь нельзя.
И была триумфальная гастроль в Москву, организованная модником Троицким. В столице-то панков к тому времени еще не было. Ну, то есть таких бравых алконавтов, как Свин и компания, там естественно хватало, но никто из них не отважился себя панком величать и асоциальную лирику в микрофон под гитарные риффы мимо нот выдавать. Ну и, конечно, харизму Андрюшину некому было переплюнуть. Ни в Москве, ни в Ленинграде.
Свину так понравился его панковский образ, что он из него решил вообще не выходить. Менялись жены, менялись музыканты, но не менялось уничижительное отношение к собственной жизни. Тусовки на Космонавтов становились все более дикими. Эпатаж дошел до ручки. Прописка в панки на квартире у Свина в середине восьмидесятых стала носить характер варварского живодерского обряда. Новоприбывший, желающий причаститься, стать настоящим панком, должен был своими руками задушить кошку. Жертву обычно выслеживали на улице. Затем расцарапанному кандидату приходилось натурально разделывать и готовить несчастное животное, а вся тусовка пробовала вареную кошатину. Я лично знаю приличных людей, которые с ужасом и ненавистью к себе вспоминают сейчас этот кошмар своей молодости. Как они могли тогда в такое вписаться? Им казалось, что это весело? Одна известная ныне телеведущая отведала тогда кошачьи яйца. И это при том, что Свин был добрейшим человеком и обожал собак. Алкогольная деградация личности? Протест против всего? Полная потеря нравственных ориентиров? Треш и угар? Да хрен его знает. Мне этот парадокс никогда не понять и не принять.
Однажды приехавший к Свину домой Панкер застал у него пару совершенно пьяных отпетых уголовников. Один тут же рассказал, что отсидел за изнасилование. «Это Постер и Тук, – объяснил присутствие гопников Свин, – и они в отличие от нас с тобой настоящие панки. Только еще не знают об этом».
Для Панкера предательством стало даже не то, что Свин вдруг стал тусоваться с гопниками, а то, что он дал им клички. Как ему когда-то. Какое святотатство! И они рассорились. Будто дети малые. Перестал Свин общаться и с резко ставшим бешено популярным Цоем. Витя позвонил ему, когда у него родился сын, хотел поделиться радостью, а Свин спьяну послал его на хер. О чем периодически вспоминал с сожалением. Самого Панова популярность ни своя, ни чужая не интересовала совсем. Ему нравился процесс разложения. Но не с художественной точки зрения, как Юфиту, а применительно к себе. Без всяких сожалений. Лозунг Малькольма Макларена «Живи быстро, умри молодым» Свин принял за генеральный план своей жизни. А может, просто стал заложником образа, и продолжал заниматься саморазрушением назло открывшимся с перестройкой возможностям. Не ради эпатажа, а потому, что по-другому не мог. Его товарищи, музыканты групп «Народное Ополчение и «Объект Насмешек», поехали в туры за границу, а Свин продолжал срывать свои концерты. Искусственно и искусно маргинализовался. Когда в августе 1988-го в Таллинн приехал Джонни Лайден-Роттен с проектом PIL, вся панковская туса Питера, млея от восторга, помчалась на фестик любоваться кумиром. Вся, кроме Свина. Который сказал, какой еще блядь на хуй Роттен, и никуда не поехал. А когда его вытащили в прямой эфир с концертом в «Программу А» на ОРТ, Свин показательно нажрался и половину эфира трупом валялся на сцене, не в силах ни стоять, ни петь. Но зачем? А вот чтобы не попсеть! Не дождетесь, суки! Зря он, что ли, демонстративно сжег когда-то альбом Boney М, за который выложил Мореману целых сорок пять рублей. Да уж, наш Свин однозначно был панком покруче Джонни Роттена. «Нравится – не нравится, а со мной не справиться! Асса!»
К сожалению, образ вечно пьяного народного любимца, скомороха в тельняшке, сыграл со Свином злую шутку – он совершенно перестал развиваться.
