Шрифт:
Закладка:
Я ворвалась в кабинет в тот момент, когда группа преследователей, состоящая из врача, администратора и охранника, почти настигла меня. Я ожидала, что с Маевской мне придется нелегко, но вышло иначе.
– Что случилось? – спросила я ее, сжавшуюся в комочек на стуле в углу комнаты.
– А вам какое дело? – ответила она, сморкаясь в носовой платок.
– Меня это немного волнует, потому что, если вы собираетесь оперировать меня через десять дней, я бы хотела, чтобы мой врач не был на антидепрессантах. В конце концов, это самое важное для меня. Я уже четыре года жду.
– Через десять дней, – повторила она.
– И ни днем больше. Я дождалась. Я не перехожу на красный свет, не хожу в солярий, не пью, не курю и не ем. Я проявила упорство и дожила до этого.
– Так это вы привели сюда этого козла. Он соблазнил меня! – Она повысила голос.
– Соблазнил? – спросила я удивленно. – Говорил, что хотел сбежать, но вы заперли дверь.
– Какая же вы мелочная. Допустим. Он спровоцировал меня. Ему не следовало так вызывающе одеваться. Брюки в тон и облегающая рубашка. Он должен был это предусмотреть. В любом случае это ваша вина!
Ой, возможно, лучше было не приходить. Теперь она может восстановить прежнюю дату или назначить еще более дальнюю. И тогда это уже будет не операция, а вскрытие.
– Но что произошло? Дорогуша… – заговорила я ласково и с теплотой, взяв ее за руку. – Что тебе сделал этот козел? Этот негодяй?
И тут из монстра с испепеляющим взглядом она превратилась в маленькую растерянную девочку, беспомощно прижавшуюся ко мне.
– Я была так добра к нему, – сказала она, стараясь не расплакаться. – Я не могу поверить, что больше не увижу его.
– Он умер? – испуганно спросила я.
Он пережил встречу со мной, с бейсбольной битой тоже, но у него явно было слабое место. Эта любовь оказалась для него слишком сильной.
– Нет, совсем нет, – ответила Маевская. – Это я бы ему простила.
– Вы были так добры к нему. Козел этого не оценил! Вот такие они, эти мужчины! И вы были так добры к нему… так добры… Я знаю, где он живет! – Я неожиданно обрадовалась. – Я была у него дома.
– В его квартире?! – возмутилась врач.
– Нет, ничего подобного. Он держал меня в основном в подвале.
– В подвале? Я думала, вы друзья.
– Это трудно объяснить. Мы очень быстро прошли все стадии взаимоотношений: от похищения и угроз убить до использования одних и тех же туалетных принадлежностей и совместного просмотра порно.
Она села.
– Вот он такой. Такой мужественный и в то же время такой чувствительный.
– Олицетворение мужественности и чувствительности.
– Полиция вытащила его с больничной койки в четыре часа утра в одних трусах.
– Возможно, без завтрака.
– У нас даже не было времени попрощаться. Я имею в виду, мы попрощались один раз, но что такое один раз?!
– Да, верно, что такое один раз? Просто ничего.
Она подошла к окну. Она была убита горем. От нее осталась тень того человека, которого я знала. Я бы предпочла, чтобы операцию на моем бедре делал человек, не страдающий депрессией.
– Он был идеален для меня. Вы понимаете?
– Конечно я понимаю. Отчего же не понять, доктор?
Я сосредоточенно смотрела на нее, пытаясь понять, что она имеет в виду.
– Он подходил мне во всех отношениях.
– Да, да, именно так. Во всех отношениях.
– И знаете… Мне стыдно сказать…
– Да, да, стыдно, стыдно. Нет, ну как же стыдно? Говорите смело!
Подготовка к операции уступила место пикантной истории врача, которая чуть не прибила мужчину, когда он пришел к ней по моей просьбе назначить более раннюю дату моей операции.
– Любая женщина требует от мужчины многого, – начала Маевская. – Но у него было то, что так важно для меня.
– Деньги!
– Ну знаете!
– Он был красив! Высок! Силен!
– Как это мелочно.
– Черт. Я знаю, конечно. В постели был хорош.
– Вы ничего не смыслите в мужчинах.
– Я ничего не смыслю в мужчинах?!
Я аж села. Уж в ком, в ком, а в мужчинах я разбираюсь. Я знала двоих. Одного я родила, и через сорок лет он даже не помнил о моем дне рождения, а другой был еще лучше – двадцать лет назад он вышел из дома за сигаретами и больше не вернулся. Так в ком я должна была разбираться, как не в мужчинах?
– Он всегда убирал за собой ванную! – Маевская наконец раскрылась.
– О, это. Тогда конечно. Вылетело у меня из головы. Действительно. Я думала, вы что-то еще имели в виду. Это так очевидно.
Действительно, ей попался исключительный человек. Убирался в ванной. Неординарная личность. Мои двое хорошо, если со стульчаком не промахивались.
– Я шучу, черт возьми! – Маевская расстроилась. – Он отвечал мне в интеллектуальном плане!
– Имеется в виду, что был умным? – Я удивилась. – Честно говоря, я не заметила.
– Что вы такое говорите? – сказала она, глядя в окно. – Он не усложнял жизнь. Он принимал ее такой, какая она есть. Он не пытался спасти мир, не беспокоился о глобальном потеплении, об американо-китайских отношениях, дефиците бюджета или урезании расходов на культуру. Мне этого хватает каждый день. Он заключал меня в свои сильные объятия! И брал меня так…
– Вы имеете в виду: он был просто глуп? – спросила я растерянно.
– Можно сказать и так, – ответила она, несколько смутившись.
Вдруг она посмотрела на меня, и ее глаза загорелись.
– Это ваша вина, – сказала она. – Поэтому вы должны помочь мне.
– Это будет довольно трудно.
– Вы не знаете, что такое любовь!
– Нет, дорогая. Я знаю, что такое любовь. Иначе я бы убила своих двоих при первой же возможности. На следующий день после свадьбы и на следующий день после родов.
– Ваши показания уличают его. Вы пойдете в полицию и откажетесь от своих слов.
– Но о чем вы говорите? Как я это должна сделать?
– Я прооперирую вас еще раньше. Я перенесу кого-нибудь на более поздний срок.
– Еще раньше?!
Она полезла в ящик стола, пролистала какие-то документы и достала пожелтевший от старости лист бумаги.
– Вы не можете этого сделать. Это важный документ, – возразила я. – Люди ждут месяцами, годами…
– Да какой важный? Мы все равно не сможем прооперировать всех. Нет ни специалистов, ни оборудования, ни контракта с Национальным фондом здравоохранения. Разве вы не знали? Что будет более
