Шрифт:
Закладка:
– Надо же, как Верочка твоя вымахала! – Степан Павлович подхватил Веру и, после нескольких безуспешных попыток подкинуть вверх, смущенно и бережно поставил на землю.
– Я тебя еще пигалицей длинноногой помню, а теперь прямо невеста выросла, а уж красавица какая… – ласково погладил он девушку по щеке и повернулся к ее отцу.
– Да уж, мы же с тобой последний раз виделись еще перед Испанией, дай бог памяти, в декабре тридцать шестого, – сказал отец девушки. – Верка тогда только в пятый класс ранец таскала.
– Подожди, получается, она в этом году девятый класс окончила?
– На одни пятерки, между прочим. А как узнала, что к тебе в Москву собираюсь, даже в Крым с мамкой не поехала. Все ходила и канючила, возьми меня к дяде Степе.
– Так уж и к дяде Степе? – подозрительно покосился на Веру Степан Павлович.
– Ну конечно, ты же у нас герой, летчик-испытатель. Верунчик просто бредит небом, уже три года занимается в аэроклубе Осовиахима[5], так что со старым добрым У-2[6] не хуже, чем с велосипедом управляется. Собирается поступать в Борисовскую военную школу пилотов. И даже предварительную медкомиссию прошла. Только вот с физикой все никак не подружится.
– Молодец! Так держать! Значит, в папку пошла. Был бы у меня отец командир авиаполка, я бы тоже с пеленок летать начал. А физика – не беда, за год подтянет. Да, Верунчик? А ну-ка, красавица, скажи, какой у И-16 размах крыла?
– Девять метров, – без запинки выпалила Вера, отчаянно покраснев.
– А максимальная скорость?
– Пятьсот двадцать пять километров в час, да я на И-16…
– Понял, я понял, – сдаваясь, поднял руки Степан Павлович, – взлет-посадку освоила. Упросила все же папку. Только ты об этом больше никому не говори, а то не сносить твоему распрекрасному отцу головы, – прижал он к губам девушки шершавый указательный палец. – Мне можно, а всем остальным ни-ни. Даже мамке. Поняла?
– Она у меня понятливая, – ответил вместо дочери отец и указал на взлетное поле. – Как «Мессершмиттты[7]» облетали?
– Ты же помнишь, я на них еще в тридцать восьмом летал в НИИ ВВС. Так что в целом аппарат знакомый. В конце мая закупили еще пять штук, вот пока две машины собрали и погоняли на совесть.
– Ну и как?
– Пока сложно сказать. Провели только один полет на воздушный бой с И-16[8]. Стефановский на «Мессершмиттте», ну а ваш покорный слуга на нашем «ишачке». Пока более-менее стали ясны наиболее уязвимые места этого немецкого самолета и некоторые аспекты рекомендуемой тактики воздушного боя с ним. Если в двух словах, то удобнее всего атаковать этого немца сзади, причем под небольшим углом снизу, в бою же на вираже я рекомендовал бы сразу переходить на «вертикальную карусель». Из боя советую выходить «горкой» вверх. А вообще-то, техника пилотирования этого немецкого истребителя очень проста. Думаю, даже твоя Верунчик справилась бы. Это если коротко. В ближайшем будущем нами будут разработаны более подробные и конкретные методические указания для наших авиаторов. А пока погоняем их еще, выжмем все соки…
– И на этом спасибо.
– Дядя Степа, а посидеть в кабине можно? – встряла в разговор Вера.
– Пойдем. Но учти, разбойница, разрешаю только посидеть, а руками ничего не трогать. Смотри и запоминай. Может, пригодится… Не дай бог, конечно… Договорились?
– Договорились! – воскликнула девушка, встала на цыпочки и, чмокнув Степана Павловича в колючую щеку, припустила со всех ног к блестевшему на солнце самолету…
Ленинградский фронт, апрель 1945 года
Вишня подал сигнал примерно через час. Майор кивнул водителю, прикурил папиросу и, поминутно поглядывая на часы, принялся нервно прохаживаться возле машины, поторапливая Третьяка. Тот, оправдываясь, что-то мямлил в ответ.
Их было четверо. Они появились из оврага, как зафиксировал майор, ровно в 7.30. Впереди шел капитан Красной армии с петлицами связиста. Это был высокий коренастый мужчина лет сорока с неприятным широким лицом и маленькими глубоко посаженными глазами. Шел он расслабленно, и в его поведении не было и тени тревоги. Правда, увидев машину, он несколько сбился с шага и сразу взял чуть правее, по направлению к «эмке». За ним из тумана появилась довольно симпатичная девушка в форме санинструктора, маленького роста, со светлыми, собранными на затылке в пучок волосами. На правом плече она несла большую и, как отметил майор, довольно тяжелую на вид медицинскую сумку с красным крестом на наружном клапане. За ней шли два лейтенанта, тоже, судя по обмундированию, – связисты. Обоим на вид тридцать пять – сорок лет, среднего роста, кряжистые, с цепкими взглядами битых жизнью бродяг. Все с туго набитыми воинскими вещевыми мешками. Группа приблизилась к машине:
– Здравия желаю, товарищ полковник, – вскинул к фуражке руку капитан, бросив мимолетный взгляд на заднее сиденье машины, где лежали опечатанные большой сургучной печатью штаба фронта пухлые серые пакеты. – Что у вас стряслось? Может, помощь какая нужна? – Голос у него оказался неожиданно мягкий, с легким прибалтийским, как отметил Бородин, акцентом.
– Да вот, застряли некстати, – не отвечая на приветствие, проворчал Бородин, посмотрел на часы и тут же с облегчением услышал, как из кирхи раздался приглушенный крик испуганной птицы. – Меня ждут в штабе фронта, а тут это колесо, будь оно неладно.
– А то давайте, товарищ полковник, мои ребята мигом
