Максим так разнервничался, что прямо в носках выбежал с Лёвой на руках на улицу, и отвёз в ближайшую больницу, где и выяснилось, что у нашего сына тогда давление практически вдвое превышало возрастную норму.

Дальше были долгие обследование, постоянные больницы и врачи, но в итоге мы оказались с диагнозом, который лечился только хирургическим вмешательством.

Помню, когда нам озвучили это, я проплакала почти сутки. Всё время подходила к сыну и обнимала его. Мне казалось, что жизнь за что-то наказывает меня. Лёва был таким долгожданным, а теперь вот это…Но тут на помощь пришла Наташа.

Она работала косметологом в одной частной клинике, и по счастливой случайности там же работал лучший врач, к которому мы и мечтать не могли записать на операцию Лёву. Мы знали, что очередь к нему была расписана на годы вперёд.

Не помогали ни деньги, ничего…Но Наташа как-то смогла договориться, и нас включили в список на операцию к этому врачу не через десять месяцев, как получалось изначально, а через два с половиной.

Сейчас до операции оставалось всего три недели.

- Нет, ты не сделаешь этого. Ты ведь его крёстная.

Подбородок Наташи дрогнул.

- А ты проверь. Разрушишь мою семью, и я разрушу твою. Полностью.

У меня был настолько сильный шок, что я даже перестала плакать.

- Я не смогу притворяться, что ничего не знаю… - тихо проговорила я, поняв, что подруга не шутит.

- Хочешь операцию для своего сына, значит, что-нибудь придумаешь. – Скрестила она руки на груди. – Ты меня поняла?

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​- Я тебя прекрасно поняла. – Ответила я, и вышла из кафе, в которое, наверное, больше никогда не захочу вернуться, чтобы не пробудить воспоминания о произошедшем здесь.

3 глава

Я шла, не разбирая дороги. Мне бы хорошо было отправиться домой, потому что Максиму надо было ехать на встречу по работе вечером, и кому-то нужно было сидеть с Лёвой, а я никак не могла себя пересилить и поймать такси.

Села на какую-то скамейку в незнакомом мне дворе, а потом и вовсе легла на неё, уставившись в сумеречное небо.

Сумерки всегда казались мне самым депрессивным временем суток, но сегодня я справлялась и без них, они лишь усугубляли эффект.

Серые тучи абсолютно точно передавали моё настроение. Из глаз текли слёзы, скатываясь вниз по щекам в разные стороны. Периодически я громко забирала ртом воздух, немного срываясь в плач.

Как мне теперь жить? Как пережить такое предательство?

Я знала, что ради сына я сделаю всё что угодно. Сдержусь, притворюсь, постараюсь вести себя как она сказала, но как только ему сделают операцию…Как только я пойму, что с нашим сыном всё хорошо, я сразу закончу спектакль.

- Девушка, вам плохо? – склонился надо мной чей-то силуэт. – Может, вам нужна помощь?

Я села, чтобы больше не смущать прохожих, и отрицательно покачала головой, а мужчина, пожав плечами, пошёл дальше, в сторону арки, выходящей на дорогу.

- Подождите, мужчина! – крикнула я ему вслед, неожиданно поняв, что помощь мне действительно нужна. Хорошо, что он ещё недалеко ушёл, и остановился. – Вы не могли бы заказать мне такси? Я сама оплачу, просто телефон сел.

У своего дома я ещё навернула несколько кругов, оттягивая момент встречи с мужем. Что я могла ему сказать, если всё, что мне хотелось, это плакать от боли, защищать себя и своего ребёнка, и высказать ему всё о том, какое он ничтожество, что мог так с мной, с нами поступить.

Зайдя в лифт, я ещё больше занервничала, увидев своё отражение в зеркале, которое там висело. Нос и глаза опухли, а это значило, что мне не только придётся изображать из себя несведущую, так ещё и Макс наверняка начнёт выяснять, почему я плакала. Придётся врать.

Мне казалось, когда я поворачивала ключ в замочной скважине, все звуки стихли. Всё, что я слышала, своё учащённое сердцебиение, отдающееся гулом в ушах.

«Нет, я не смогу. Он всё сразу поймёт.» - В последний момент подумала я.

Неожиданно, квартира встретила меня темнотой и тишиной.

Тошнота вернулась вместе с тревогой и на этот раз я не смогла её подавить. Пришлось мчаться в ванную комнату, чтобы не уделать всё в прихожей.

В голове пульсировала лишь одна мысль: он забрал ребёнка и ушёл! Я даже не поняла, откуда эта идея забралась ко мне в голову. Возможно, это было следствием пережитого за день.

Прочистив в ванной желудок, я, через головокружение, заставила себя встать, сразу же направившись в комнату к сыну. Там всё было как обычно, никакие вещи не исчезли.

Сразу после комнаты сына – в супружескую спальню. Открыла шкаф – все вещи на первый взгляд на тех же местах. В комоде всё ещё лежал загранпаспорт. Он бы не уехал без документов. Всё нормально. Мне нужно успокоиться.

Голова кружилась сильнее. Я легла на кровать, надеясь, что сейчас полегчает.

Когда показалось, что мне стало чуть легче, снова встала на ноги, и пошла на второй заход по квартире. И именно тогда увидела какую-то записку на тумбе прямо у входа, которую я вообще не заметила, сразу с порога убежав в ванную.

«Ритуля!

Я опаздывал на встречу, до тебя дозвониться не смог, так что забрал Лёву с собой на работу. Вернёмся вечером!

Люблю! М.»

Записка выпала у меня из рук, и я несколько секунд смотрела, как она медленно, словно осенний лист, раскачиваясь из стороны в сторону, падала на пол.

Зачем он наврал? Ведь он меня не любит. Разве можно любить и изменять? В моей вселенной эти две вещи были несовместимы.

Я воспользовалась временем до возвращения мужа с сыном, чтобы немного прийти в себя, и привести себя в порядок.

Чайные пакетики и лёд немного сняли отёк, но всё равно было видно, что что-то не так. Пришлось накраситься сильнее, чтобы хоть как-то перекрыть это.

Я даже прорепетировала несколько раз ответ на вопрос «как посидели с Наташей?», но пока отвечать получалось не очень. Два первых раза в конце предложения я срывалась на плач, а когда концентрировалась на том, чтобы не плакать, речь получалась неестественной.

Звук открывающейся двери застал меня, когда я сидела на диване в гостиной, и уже почти валилась с ног от эмоционального истощения.