Шрифт:
Закладка:
В последнее время в Ленинграде стало опасно: город заполонили деклассированные элементы. Гриша часто предупреждал жену, чтобы была осторожнее, ширмачи потеряли всякую меру. Галина нащупала в авоське кошелёк, хотя твёрдо знала, что он там, никто его не трогал. На проспекте было безлюдно. Странно — удивилась Галина, — обычно весной в эту пору бывший Невский бывает оживлённым и радостным, словно народ подстёгивает себя будущим весельем в преддверии майских праздников.
Вдалеке у булочной маячили люди в серых гимнастёрках с отложными воротниками с петлицами и с красными кантами по воротнику и фигурным обшлагам. Галина выдохнула. Страх прошёл. Люди в форменном обмундирование, видимо, тоже военные, как муж, только Гриша относится к морским силам, а эти из милиции. Так это же хорошо! Надо будет подсказать им, что под аркой собрались гопники. Проходу от них не стало, совсем распоясались, разболтались! Пора призвать их к порядку, а то пугают мирный советский народ. Галина пригладила растрепавшиеся волосы, мысленно похвалила себя, что надела летние туфли, светлые, лодочками, и смело направилась к мужчинам в серых гимнастёрках.
— Гражданочка, предъявите документы!
Галина прижала авоську к груди. Голос прозвучал где-то наверху, словно к затылку приставили медную трубу.
— А там, там, они, они, — пролепетала Галина, показывая рукой под арку.
— Что там, кто они? Где документы? Ах, нет документов, тогда, айда с нами!
Захрустели локтевые суставы, Галина охнула. Как же так? Она же только за хлебом выбежала, а паспорт не взяла. Да ведь дома он, в тумбочке лежит вместе с Гришиными документами. Галина пыталась сказать, что она жена начальника секции, что муж скоро вернётся с работы, но зубы лишь беззвучно шевелились. Не успела она опомниться, как её уже засунули в «воронок».
Галина брезгливо прижала платок к губам. Тошнотворный запах исходил от нищего, валявшегося в углу кузова. По бокам сидели люди: разные, молодые и старые, мужчины и подростки, среди них одна женщина — вся косматая, в лохмотьях.
— Я не могу здесь! Откройте! — Галина забарабанила по металлической двери.
— Все могут, а она не могёт! — В машине раздался гогот. — Мы тут все беспаспортные. Сиди с нами, не топочи!
— Но у нас сегодня гости, у меня есть паспорт, у меня муж, он скоро придёт домой, — прошептала Галина, обводя невидящим взглядом задержанных.
— Гости подождут, а муж объелся груш! — загоготал под ухом развязный мужчина с металлической фиксой во рту. — Ты с нами тут маненько посиди. Мы тебя в обиду не дадим!
— Фиксатый, закрой пасть! — произнёс кто-то сбоку.
Галина не успела разглядеть защитника, мотор взревел, машина дёрнулась, и женщина рухнула на пол, едва успев подумать, что пальто светлое и непременно испачкается на грязном полу.
Больше ничего не было. Ни квартиры рядом с бывшим Невским, ни мужа, ни будущей дочери. Память исчезла. Осталось ощущение вселенского озноба от холода и ужаса. Позже свидетели рассказывали, что Горбунова Галина при задержании стукнулась головой о металлический пол. А перед ее мысленным взором был накрытый стол, задумчивое лицо мужа, занавески на свежевымытых окнах и светлые кудряшки ещё не родившейся дочери. Волна счастья накрыла Галину. Скоро, совсем скоро она скажет Грише, что у них будет ребёнок. Девочка Надежда. Надя-Наденька…
Машина резко затормозила, заскрежетал засов.
— На выход!
Из «воронка» потянулись задержанные, люди в гимнастёрках нетерпеливо притопывали каблуками сапог.
— Сколько? — крикнул высокий и молодцеватый мужчина, тряхнув залихватским чубом.
— Двенадцать.
— Мало! Опять до плана не дотянули, — поморщился щеголь.
— А не скажи, Василий, тут ещё два обрубка валяется, — засмеялся водитель «воронка». — Я ж их считал. Всего четырнадцать. Там ещё баба и этот, вшивый, сифилитический, что с помойки. Тащите их!
— Сам и тащи! — повысил голос высокий мужчина. Он был самый молодой из всех, лет двадцати пяти, но вёл себя, как старший; резко повышал голос без причины, постоянно поддёргивал гимнастёрку, заправляя её под ремень. На петлице у него светилась полоска из тонкого красного сукна. У остальных полосок на петлицах не было. Водитель полез внутрь машины и сбросил на асфальт сначала нищего, затем безжизненное тело Галины Горбуновой.
— А ничего бабёнка, — смачно прицыкнул старший по должности. — Ядрёная.
— У тебя одни бабы в голове, — проворчал второй, с пустой петлицей, — а у нас план горит. Нам ещё пятьдесят человек надо сдать!
— Так завтра и сдадим, — небрежно взмахнул рукой щеголеватый мужчина и прикрикнул, — веди их на пути. Там на запасном состав стоит.
Нищий неловко поковылял к общей веренице задержанных, а бездыханное тело Галины осталось лежать на земле.
— А эту куда?
— Туда же! — повысил голос мужчина с алой полоской в петлице. — Куда и всех.
Два милиционера схватили Галину под мышки и поволокли животом вниз к железнодорожным путям. Туфли бороздили асфальт и вскоре одна за другой сползли с ног, кто-то отшвырнул их, и они сиротливо торчали светлыми пятнами на обочине дороги.
— Эй, там, принимай беспаспортных! Ровно четырнадцать. Считай по головам. Все без документов.
— А у меня есть документы! — Из толпы задержанных высунулся парень с чёлкой на пол-лица, на затылке у него ловко сидела кепка и почему-то не падала. — Я с футбола шёл. Меня на выходе со стадиона взяли. Вот мой паспорт!
— Давай сюда!
Парня быстро обыскали, паспорт отобрали и засунули обратно в общую очередь.
— Там разберутся!
Парень сердито замотал головой, но, наткнувшись взглядом на ствол пистолета, торчавший прямо перед его носом, испуганно укрылся в толпе. Из головного вагона вышел коренастый вохровец с багровым лицом и подошёл к людям в гимнастёрках.
