С этой мыслью я, заплаканный, как маленький, уснул.

2.1

Проснулся я от того, что меня гладили чьи-то огромные руки. А потом нежный голос, знакомый и незнакомый одновременно, произнёс:

– Вставай, Андрюшенька! Надо в садик идти! Зубки чисть, одевайся, давай!

Я открыл глаза и увидел маму. Только не ту, с которой разговаривал накануне, не ту, которую разочаровал и которая десятками минут объясняла мне тот факт, что со мной говорить бесполезно, а молодую. У неё были белые руки без морщин, объёмные химические кудри под Пугачёву на природно рыжих волосах, и улыбка – не жалобная старушачья, а искренняя, энергичная, полная оптимизма. Огромные висячие серьги доставали почти до надставленных ватными увеличителями плеч кокетливой блузки с большими воланами на груди... Я помню эту ткань, я же ей стол на кухне вытирал совсем недавно!

Или это мне приснилось?

На вид маме не было ещё и тридцати. А мне, выходит... Я оглядел свои непривычно нежные руки странной формы, заметил, что наша единственная жилая комната стала вдруг непривычно просторной, потом обратил внимание, что лежу в детской кроватке, окружённой со всех сторон деревянными рейками. Правда, я из неё уже вырос, поэтому в противоположном от головы конце этой напоминающей звериную клетку конструкции, часть палок была спилена и приделан кусок ДСП. Так что мои ноги высовывались сантиметров на десять за границы этого младенческого лежбища...

Но от этого было не легче.

Я, значит, ребёнок?..

Значит, бог, в которого я не верю, всё-таки типа услышал мою типа молитву, так, что ли, получается?

Приколоться решил?!

В детских сад меня кинуть?!

Это что же, всё теперь с начала? Первый раз в первый класс? Десять лет сидеть в школе?! Потом снова не спать ночей и зубрить, поступая в ненужный мне институт?! Пересиливать стеснение, первый раз подходя к девушке, а потом ругать себя последними словами после отказа?!

Нет, нет, только не это!!!

Это, блин, злая шутка какая-то!!!

Бог, верни меня немедленно обратно!!!

От ужаса случившегося внутри у меня что-то переклинило, и я неистово зарыдал: не просто заплакал слезами, как это случилось со мной взрослым после смерти деда, а прямо-то истошно завопил. Более того, от звука собственного рёва мне вдруг сделалось так жутко и накатило такое чувство беспомощности и безнадёжности, что я стал рыдать ещё сильнее.

– Ну-ну, – сказала мама. – Ну не надо. Я понимаю, что в садик не хочется. Но что поделаешь? Нам с папой тоже не хочется на работу. Но, Андрюша, есть же слово «надо»! И потом, сегодня четверг, завтра пятница. Всего два дня осталось, потом будут выходные!

– Ну потом-то снова будет понедельник! – Прорыдал я.

– Так это нескоро!

С этими словами мама обняла меня, почесала спинку, прижала к себе. Удивительно, но ужас отступил. Я почувствовал, как будто то кошмарное, что угрожало мне минуту назад, отступило, и я спасён. Мне стало легче. Прижавшись к тёплой маме, я подумал, что, быть может, жить жизнь заново -– не так уж это плохо.

2.2

Из зеркала в ванной на меня посмотрел белобрысый ребёнок с заплаканной рожей – тот самый, фотография которого стояла у мамы на тумбочке, когда я последний раз навещал их с дедом. Подумалось, что это тело подходило мне даже больше, чем прежнее: я ведь и в сорок лет предпочитал игры всем остальным занятиям, женщинами особо не интересовался, карьерных устремлений не имел...

А может, в том и дело, что мне, детсадовцу, просто приснилось, что я взрослый дядька? Может, у меня не было взрослой жизни и взрослых достижений именно тому, что им просто ещё неоткуда взяться было?

Сорок лет, надо же... Это почти как сто. Или миллион.

Я поелозил во рту зубной щёткой и только потом вспомнил, что забыл положить на неё пасту. Увидел жёсткий алюминиевый тюбик «Чебурашки». Выдавил немного себе на язык – оказалось вкусно. Чистить зубы второй раз мне было лень, поэтому я начал просто размазывать комок пасты по рту языком, одновременно играя зубной щёткой с красивой струёй воды, разбивающейся о поверхность старой толстой синей раковины, и наблюдая за тем, как здорово сыплется время в песочных часах, находящихся здесь же. Мне стало спокойно. Паста во рту съелась, я лизнул ещё комок и очень захотел сделать ещё что-нибудь интересное с этой волшебной субстанцией. Было бы неплохо, например, намазать кран и посмотреть, как она будет пениться, а потом...

– Андрюша! Ты снова ешь пасту?!

– Нет, я просто...

– Мы же договаривались! Зубную пасту едят только маленькие детки, а ты уже взрослый, ведь правда?

– Я взрослый, – повторил я.

Кажется, детский организм пытается взять верх над моим взрослым разумом. Надо почаще себе повторять, что я взрослый! Раз уж так вышло, что я попал в прошлое, надо всё-таки суметь как-то воспользоваться преимуществами своего послезнания...

2.3