— Виновата? Я?! — мне хочется закрыть матери рот. Больше ее не слышать. Но я продолжаю спускаться в ад, иду по острым лезвиям жуткой правды. Я должна пройти, обязана узнать. Слишком долго была слепой.

— Аленка первая познакомилась с Ромой. А ты бессовестно влезла, — тычет у меня пальцем перед носом.

— Я знала, что ты любишь ее больше, но чтобы настолько, — упираюсь лбом в стену.

Впиваюсь скрюченными пальцами в обои. Перед глазами сестра… муж… наша спальня… смятая простынь, которую шили на заказ для нас Ромой.

— Чушь! — фыркает. — И не порть мне обои, истеричка! Если успокоишься. Я попробую все уладить, успокою Ромку с Аленкой. Сможете в семейном кругу все обсудить.

Я всегда знала, мать души не чает в моей младшей сестре. Правду говорят, что от любимого человека и детей больше любят. А моего папу она не любила, мать это неоднократно подчеркивала.

Мой отец — декан, профессор, был уважаемым человеком, и старше матери на двадцать пять лет. Она, будучи студенткой, выскочила за него замуж, чтобы не возвращаться в деревню, зацепиться в городе. А когда мне было три годика, сердце моего папы остановилось.

Через два года мать вышла за Матвея, парня на семь лет младше нее. От него родила Аленку и до сих пор пылинки с мужа сдувает.

Я всегда ощущала, что все самое лучшее достается сестре. Но меня учили, что я старшая и так должно быть.

— Что обсудить? Как мы будем дальше дружно жить? — выкрикиваю с едким сарказмом.

— Эгоистка! Только о себе думаешь! — мать топает ногой.

— Разбаловала ты ее Надька, — в кухню вплывает большое пузо, за ним появляется и сам отчим. — О сестре она не думает. У Алены беременность тяжелая, ей волноваться нельзя. О нас, — машет рукой, презрительно кривит толстые губы, — Никогда не думала, мы давно… так… обслуга. Привыкла, что все ей должны. А как что не по ее величеству, сразу слезы. Успокаивайте ее.

— И ты все знал, — выдаю обреченно.

— Знал. Не одобрял. Аленка лучшего заслуживает. Но она Ромку с первого взгляда полюбила. И тебя эгоистку любит, семью не разрушает вашу. А ты даже о новорожденной дочери не в состоянии подумать. Молоко пропадет, если будешь продолжать себе и нам всем нервы мотать.

— Как давно это все продолжается? — поднимаю голову и встречаю колкие взгляды отчима и матери. — Димка тоже сын Ромы? Скажите мне правду… хотя бы сейчас…

Глава 4

— Тебе нужна драма? Хочешь и дальше изображать жертву? — мама подходит к отчиму и кладет ему голову на плечо. Он шмыгает носом и обнимает ее за талию.

Они показывают единство. Дружная, сплоченная команда против меня.

— Правда! Я хочу понять, сколько лет я жила во лжи! — в глазах острая боль, будто туда кто битого стекла насыпал.

— Ты жила, горя даже не нюхала. Ромочка пахал как проклятый, все для семьи, для любимых. Ты хоть иногда задумывалась, откуда у тебя на карте деньги появляются? За что вы шикарный ремонт в квартире сделали? Сколько сил, нервов и здоровья твой муж положил на ваше благополучие! — сжимает руку в кулак и машет. — Стукнуть бы тебя хорошенько. Чтобы мозги на место встали.

— Для двух семей, мама, — держусь за край стола, слабость такая, что ног не чувствую. — И тебе он часто деньги подкидывал. Может, поэтому ты сейчас меня с грязью мешаешь? Чтобы заслужить очередную денежную подачку от Ромы?

— Неблагодарная, избалованная истеричка! Как ты смеешь мать в чем-то упрекать! — еще сильней к отчиму прижимается. — Мотя, ты слышишь? Вот, что получаю от дочери, за то, что с внучкой помогала, никогда не отказывала. За то, что на двух работах горбатилась, лишь бы у них с Аленкой все было. А теперь я плохая мать. Рома подлец. А она у нас святой, обиженный ангелочек. Мотенька, — подвывает, — За что мне это! Чем я заслужила?

— Лерка, быстро перед матерью извинилась! — отчим хмурит брови и смотрит на меня как на врага.

— Работала ты, чтобы в первую очередь его обеспечить, — указываю пальцем на отчима. — Матвей, ты вообще в курсе, что такое работа? Ты день в жизни проработал? Напомни мне, пожалуйста?

В другой ситуации я бы никогда себе такого не позволила. Но сейчас они сознательно смешивают меня с грязью. Оправдывают предателей, топчутся по моей душе грязными ботинками.

— Бедный Рома, как он тебя столько лет терпел. Я бы давно поганой метлой выгнала! — мама подходит ко мне и шипит. Едва сдерживается, чтобы не повысить голос. — Как у тебя язык поворачивается ядом брызгать на человека, который тебе родного отца заменил. Сидел с тобой в детстве, когда ты болячку за болячкой в дом тащила. Еще и сестренку свою заражала.

— Надь, оставь ее, — отчим встает между мной и матерью. — У нее послеродовая травма. Очухается, иначе запоет. К Ромке на коленях приползет, у Аленки прощения просить будет. Не трави себе душу, булочка моя! — притягивает мать к себе и целует в обе щеки. — А ты, оборачивается ко мне, лучше ребенка покорми. Ты, Лерка, трагедий не видела, мать твоя права, от сытой жизни бесишься.

Беру дочь на руки и прочь из кухни. Не могу их видеть.

Что-то отвечать им бессмысленно. Ничего не доказать.

А я на грани. Еще немного и нервный срыв обеспечен. Только в голове, как на адском повторе продолжают звучать их слова. А ведь я считала, что у меня есть семья… дружная, любящая…

А сейчас руки опускаются. Как дальше жить? Что делать? А в голове только боль, кадры их предательства.

Захожу в гостиную. Тут никого нет. Хочу побыть в тишине. Хоть немного зализать раны. Дочурка тихо посапывает. Слабая улыбка касается моих губ. Все же у меня есть дети. Они главное в жизни, ради них я справлюсь. Пока не знаю как, но обязательно справлюсь.

— Мам, ты тут? — в дверях гостиной показывается голова Зорьки.