Он продолжал:

— Я надеюсь, что Цирцея в скором времени свяжется с нами, а Ларк придёт в себя и возобновит разведку. Кроме того, если Джек найдёт Кентарха, Колесница сможет мгновенно нас эвакуировать. — Это если Кентарх оправился после нервного срыва. — Тем временем ты можешь восстановить терновый лес вокруг замка и распространить свои лианы.

Мои лианы, мои дозорные.

— Я постараюсь.

Мои способности по-прежнему действовали с переменным успехом. Я скосила глаза на символ Повешенного на своей руке. Это было рискованно.

Арик заметил мой взгляд.

— Я навсегда в долгу перед Джеком за то, что он решил сражаться сегодня.

— Да. Однако он уехал, несмотря на то, что собирался скоро стать отцом.

Стянуть, сдавить, зажать жгут. Сейчас Джек снова во внешнем мире. Но с ним хотя бы Габриэль.

— Я знаю, как тяжело ему было уехать от тебя. Я сожалею об этом. Я весь — одно сплошное сожаление.

Сколько ещё чувства вины выдержит Арик? Мне вспомнилась способность Каланте — Бремя Грехов; она могла сокрушить кого-то, обострив его чувство вины.

На данном этапе игры ей хватило бы сил уничтожить Арика.

— Полагаю, я ещё не совсем осознала, что он уехал навсегда.

И не хотела осознавать. Мне нужно это безболезненное состояние онемения. Он вернулся в мою жизнь на такой короткий срок и снова исчез.

Я нахмурилась от внезапно пришедшей мысли.

— Что ты сказал ему, когда он собирался уезжать? Мне показалось, он очень удивился твоим словам.

Арик откинулся на спинку стула.

— Ты наблюдала за нами.

Я подалась вперёд.

— Ответь на вопрос.

— Я хотел убедиться, что он понимает, как рискованно играть роль приманки для Императора.

Если Джек и Гейб разыщут в пустоши Кентарха и Джоуля, они все вчетвером отправятся в Луизиану, прямо на территорию Рихтера.

— Не могу поверить, что он сам на это подписался.

Арик мягко возразил:

— Можешь.

Я вздохнула.

— Да, могу.

По крайней мере, сейчас он может связаться с нами в любой момент. Он взял с собой два спутниковых телефона — один себе и один для карты Солнца на случай, если они столкнутся с каким-нибудь общительным Бэгменом.

Но я не планировала созваниваться с Джеком — от этого боль расставания только усилится. Да и у него не будет много времени на болтовню, его цель — остаться в живых. А моя? Мне нужно сосредоточиться на спасении мира.

Мы одолели сегодня одного злого Аркана. Осталось двое. При мысли о будущих сражениях меня затошнило.

Читая меня как открытую книгу, Арик сказал:

— Как только захочешь прилечь, наша комната в твоём распоряжении. Там всё осталось точно так же, как и было.

— Пол не присвоил её себе?

— Нет. Он предпочитал свою. Скорее всего, из-за того, что оттуда идут тайные ходы во все части замка.

До чего же жутко.

— И ты не стал уничтожать мои вещи и картины?

Как никак он стёр в порошок кольцо, которое я с таким трудом вырезала для него из lignum vitae, древа жизни.

Как всегда честный, Арик ответил:

— Нет, мне нравилось чувство предвкушения, что я когда-нибудь это сделаю. Я жалел, что уничтожил кольцо, которое ты сама для меня изготовила, но только потому, что мне хотелось уничтожать его снова и снова.

Я сглотнула.

— Понятно.

Он запустил руку в волосы.

— Я две тысячи лет ждал от тебя признания наших отношений, и ты подарила мне обручальное кольцо.

Он опустил взгляд на мой пустой безымянный палец, прежде чем снова посмотреть в глаза.

Я позволила себе взглянуть на него, по-настоящему посмотреть. Я тоже пару раз была под внушением и знаю, какое это отвратительное чувство.

— Ты не уничтожал его. Это сделал Пол. Разве не его нужно винить?

— Да, конечно. Но он действовал через меня. Он разрушил твоё доверие ко мне. Сможешь ли ты когда-нибудь вернуться к тому, что между нами было?

— Не знаю, но очень бы хотела. — Я посмотрела в его усталые глаза. — Может, это посттравматический синдром или что-то типа того, но мне всё ещё снятся кошмары о том, как я бежала отсюда. Так дико сюда вернуться, пытаться делать вид, что ничего не изменилось… Когда столько всего произошло. — Я потёрла виски. — Что ты чувствуешь ко мне, зная, что я была с Джеком?

— Я ревную к нему. — Боль в глазах Арика прямо-таки кричала, что это сильное преуменьшение. — Но это не отменяет мою любовь к тебе. Я готов на всё, чтобы восстановить то, что у нас было. Если только вы с Джеком не дали друг другу каких-либо обещаний?

— Нет. Он рассчитывает, что мы с тобой сойдёмся. Хочет, чтобы было так, как лучше для Ти.

Арик сглотнул, будто не мог вынести такого счастья.

— А чего же в конечном итоге хочешь ты?

Я безрадостно усмехнулась.

— Скажу, как только сама узнаю.

Он понимающе кивнул.

— Давай не будем торопиться и посмотрим по обстоятельствам?

— Звучит отлично.

Он сделал глубоких вдох.

— Расскажи мне о своей жизни в Джубили.

— Что тебе интересно узнать?

Его губы изогнулись, и я узнала в нём тень прежнего Арика.

— Про тебя? Всё.

И мы говорили. Моя рука продолжала исцеляться, и мы с Ариком тоже.

Глава 2

Охотник

Я ударил по тормозам грузовика Кентарха.

— Я возвращаюсь.

— В очередной раз повторяю: нет, мы едем дальше, — возразил Гейб. Похоже, даже его бесконечное терпение уже на исходе.

Он был нашим прожектором, освещавшим заснеженную дорогу, заваленную трупами. Как только мы спустились с горы, где располагается замок Смерти, снег повалил в огромном количестве, и нам пришлось сбавить скорость до десяти миль в час[1]. Такими темпами мы будем ехать до Вашингтона несколько недель.

Нам преграждали дорогу разбитые машины, и только грузовик Кентарха — гигантский Зверь — мог кое-как через них пробиться. Но вместе с тем я не решался увеличить расстояние, разделяющее меня и Эви.

— Как я мог бросить её?

— Ты оставил её в замке, потому что любишь её. И доверяешь Доминия. — Гейб развернулся на сиденье лицом ко мне. Даже в сложенном виде прижатые к спине его чёрные крылья занимали большую часть кабины. Да и сам он был мощного телосложения. — Ты прекрасно знаешь, что нужно сделать, а для этого приходится чем-то жертвовать.

— Правильно ли я сделал, доверившись Смерти?

Того требовали мои инстинкты, но вся эта ситуация выворачивает меня наизнанку.

— Да. Арик Доминия — не злодей, коим я считал его раньше. Он всегда был с нами честен. — Как и сам Габриэль. — По крайней мере,