ветер, то ли воронка или просто турбулентность – Бурегон так и не разобрал. Но вот – только что черный объект, увлекая за собой хвост благородных газов, прошивал бока Бури – и вот он, кувыркаясь, падает вниз, как проигравший в брачной схватке летун. Бурегон оторвался от телескопа. Пришелец, выходя на плоскую снижающуюся спираль, похожую на витки древесного щупальца, двигался к нему.

Он напоминал летуна. Ни понтонов, ни широкого корпуса, способствующего большей плавучести на градиенте давлений тропопаузы. Он не удержится, провалится ниже.

Бурегон стиснул рычаги скифа манипуляторами. К счастью, неизвестный объект проваливался в границах термы на фронте бури, поодаль от дрейфующих миров. Картина резала глаз: Матери, лениво подставляющие многоцветные бока солнцу, – и летящий к гибели в аду глубоких небес объект, увлекающий за собой потоки неонового сияния.

Разумеется, ошибочно проецировать опыт народа на нечто к нему не принадлежащее, – но Бурегон не удержался. Если этот объект – скиф, если пришельцы подобны народу, они сейчас наверняка сражаются с управлением. И Бурегона переполняла, разрывала на части жалость.

Он никогда таких не видел и не желал им смерти.

Разве смерть неизбежна?

Падать им далеко, и они попытаются замедлить падение. Телескоп – все еще следящий за чужаками – плавно поворачивался на опоре. Рассчитать траекторию падения несложно. Другие уже рассчитывают – чтобы избежать столкновения. Бурегон…

Бурегон подтянулся к штурманскому пульту, загрузил телеметрию с других скифов и их расчеты траектории объекта – и ввел собственный курс. Падение объекта замедлялось – но недостаточно быстро, – а он находился достаточно близко, чтобы перехватить падающего.

Он вспомнил о Матери Могил. Вспомнил о дорогом грузе, которым надеялся заплатить за прием.

Стиснул жабры и запустил двигатели, ринувшись наперерез чужаку.

Помогло то, что объект снижался по широкой спирали. Можно было пропустить один круг – будут другие возможности, хотя и не слишком много. Хорошо, что чужаку далеко падать. Всего-то и надо: зайти снизу и спереди, а компьютер, телескоп и пушка доделают остальное.

Вот оно! Он не додумал мысли – механика скифа уже приняла решение. Грохнула парусная пушка – первый парус ярким полотнищем рванулся к стратосфере. Бурегон одним глазом и манипуляторами проверил крепления ремней, понимая, впрочем, что поздно спохватился. Остальные три глаза следили за чужаком и дугой вздымающегося паруса.

Тот достиг верхней точки – низко, гораздо ниже, чем положено. Расправился во всю огромную ширь. Он всегда был исполинским, но Бурегон чуть ли не впервые видел парус так близко.

Он изготовился, занес один манипулятор над кнопкой сброса давления в грузовых капсулах, тянувшихся за ним длинным бьющимся хвостом. Объект падал в парус. Долгий миг Бурегон видел, как яркий парус сплетением алого и лилового вытягивался кометным хвостом, обвиваясь вокруг пойманного. Он смотрел, как удерживают добычу паутинные нити такелажа, растягивающиеся во всю длину. Рывок отбросил Бурегона на ремни крепления. Он ощутил дрожь корпуса своего скифа. Моторы вытравливали тросы, позволяя падающему объекту натянуть лини, как отпускают взявшего наживку летуна. Спираль падения превращалась в протяженную дугу маятника, и Бурегону оставалось только надеяться, что у чужаков хватит ума не сопротивляться. Такелаж с парусом натянулись, зазвенели.

Держитесь! Матерь Могил свивает паруса из собственной паутины, из той же материи, что балдахины над ней. Нет на свете волокна крепче.

Но тут объект миновал тропопаузу, расплескал море аммиачных облаков и пошел ниже. Скиф повело следом. Бурегон ощутил раскатившийся по корпусу тяжелый треск – отвалился понтон. Ремни больше не натягивались, тело плавало свободно – падение упразднило силу тяжести. Он с усилием опустил манипулятор. Чем глубже уведет его объект, тем горячее, плотнее – и токсичнее – станет атмосфера. А на герметичность скифа после такого удара надеяться не стоит. Он опустошил и закачал гелием первую грузовую капсулу.

Как только она надулась, скиф снова вздрогнул. Теперь капсула превратилась в легкий гелиевый буй и рвалась вверх, замедляя падение Бурегона – и падение обернутого в парус чужака. Они все еще погружались, но импровизированный поплавок тянул в другую сторону.

Буксирный трос капсулы дрогнул и зловеще зазвенел. Слабое место плана – не было уверенности, что привязь выдержит.

Но пока держала.

Давление снаружи нарастало. Опасности пока не было, но указатель полз вверх. Прикипев взглядом к шкале, Бурегон запустил вторую капсулу. Рывок в этот раз оказался мягче, очевидно, скиф терял скорость. Следующий вопрос – хватит ли у него капсул, чтобы остановить падение – и поднять скиф вместе с объектом в сети обратно в тропопаузу.

Приемник вопил на него – коллеги посылали вызовы и организовывали спасательную партию.

– Не вытаскивайте, – отозвался он, – я сам рискнул.

Еще одна капсула. И еще одна – кабель слабо вздрагивает, и падение снова чуть-чуть замедляется.

Матерь Могил, подумал он, и вправду получается!

Когда скиф выскочил в тропопаузу и беспомощно заболтался под дюжиной легких капсул, Бурегона ошеломил восторженный хор в приемнике. И новый взрыв восторга, когда он вытянул из облачного моря сеть с завернутым в него объектом.

Понтонов у Бурегона не осталось, главный парус не работал. Пустые капсулы давали плавучесть, но не позволяли маневрировать – по правде сказать, скиф болтался под ними, накренившись на борт и свесив вниз острый нос. Избитое тело ныло, Бурегон повис на ремнях, соображая, как отпустить крепления и высвободиться.

Он сам не понимал, как уцелел – и уцелел ли. Может, это последняя фантазия гибнущего разума…

Приемник заблеял ему в лицо.

Бурегон дернулся и застонал. Приемник проблеял еще раз.

Это были не слова, а невнятный звук, утонувший в хоре других добытчиков, спешно решающих, не пора ли спасать потерпевшего крушение. Надо было собрать разбегающиеся мысли, сказать им, чтобы отвалили подальше. А Бурегон, завибрировав мембранами, выдавил хрип, еле слышный даже ему самому:

– Кто это? Чего хочешь?

Снова блеяние, чуть иного тона.

– Ты чужак? Я тебя не понимаю.

Преодолевая боль в манипуляторе, Бурегон сумел отстегнуть крепления и выпал из ремней жестче, чем рассчитывал, – не удержался на опоре. Ударившись панцирем в носовую переборку, невнятно охнул.

– Говори Речью, – рявкнул он в передатчик, подбирая конечности. – Не понимаю!

Он просто выплескивал раздражение. Знай они Речь, не были бы чужаками. И все же Бурегон не сдержал облегченного вздоха, когда блеяние в приемнике сменилось желанным низким голосом.

– Крепись, Бурегон, – сказала Матерь Могил. – Скоро все уладится.

Он двумя глазами припал к порту. Облака кругом сияли в солнечном свете, и на них, словно при затмении, наползала тень.

Огромная, долгожданная