— Я знаю, что ты тоже думала о том, чтобы поласкать меня, — шепчет он. Я не могу скрыть того, насколько мое дыхание быстрое.

— Мы не должны… — шепчу я в ответ. — Мы не должны делать это, из-за Кэлвина…

Но его это не беспокоит.

Харрисону плевать.

— Кэлвин может свалить на хер, — рычит он. — Парень не заслуживает даже секунды рядом с тобой. Ты стоишь больше, чем будет когда-либо стоить эта распутная сучка Кристи.

Его слова заставляют меня чувствовать тепло. Я не осознавала. Я не могла осознать, насколько сильно меня ранило то, что он выбрал ее, а не меня.

Легкий всхлип, и я чувствую себя такой маленькой в объятьях Харрисона.

— Все хорошо, малышка, — шепчет он. — Я понимаю тебя. Ты можешь выплакать это сейчас.

Но я не хочу плакать.

Его руки такие большие и теплые, когда он прижимает меня ближе. Его твердость пульсирует рядом с моей ногой и я извиваюсь, чтобы почувствовать больше.

Я желаю большего.

Не должна бы, но жажду.

— Чего бы ты хотела, малышка? — спрашивает он. — Расскажи папочке Харрисону, чего хочешь.

Папочка Харрисон.

Никогда не слышала, чтобы он так называл себя.

Никогда не думала о нем в таком русле.

Но ведь это правда.

Он и в самом деле мог стать мне папочкой Харрисоном.

Я не знаю, что говорю до тех пор, пока не произношу это.

Я шепчу:

— Пожалуйста…

И он понимает.

Он просто знает, чего я жажду.

Его пальцы скользят вниз, прямо между моих бедер. Но это отличается от того, как делал Кэлвин. Он не трет судорожно. Не берет меня за руку и не заставляет меня прикоснуться к нему в ответ.

Он такой мягкий. Такой деликатный. И ощущения настолько… правильные…

Так прекрасно…

— Вот так, — выдыхает он. — Дай папочке показать тебе, как это приятно. — Он останавливается. — Я слышал, что Кэлвин пытался удовлетворить тебя, но он просто мальчишка. Мальчишка, который ни черта не умеет.

Харрисон кружит по моему клитору, и я чувствую искры, пронзающие меня до кончиков пальцев ног.

— Позволишь папочке Харрисону сделать тебе приятно? — спрашивает он, и мне не стоит соглашаться.

Я не должна позволять папочке Харрисону сделать мне приятно.

Но позволяю ему.

Я киваю прежде, чем могу заставить себя остановиться. Я извиваюсь все сильнее, как бы ни пыталась сдержать себя.

А потом произношу это.

Просто беру и говорю.

— Пожалуйста, папочка Харрисон… прошу, прикоснись ко мне еще…

ГЛАВА 2

Харрисон

Мой сын − жалкое подобие мужчины. Девушка, что лежит сейчас в постели рядом со мной, − настоящее сокровище. Красавица. Прекрасный цветочек, бутон которого так жаждет, чтобы распуститься.

И я могу дать ей это.

Могу сделать ради нее все, чего не смог мой сын.

Я знаю Кристи Уильямс. Знаю ее с тех пор, как она зависала с Кэлвином в колледже. Она всегда отчаянно нуждалась в нем, ее распутный взгляд всегда блуждал по нему. С ним всегда было просто перепихнуться. Из-за того, что за ним охотилось так много девушек.

Я предполагал, что он будет больше похож на мужчину, если возглавит неделю, посвященную встрече выпускников колледжа, и оставит свою девушку здесь со мной. Я искренне полагал, что это больше поможет ему стать мужчиной, чем времяпровождение с Кристи ради доступного секса.

Я пытался держать себя в руках. Ни при каких обстоятельствах не должен был трогать эту сладкую девочку, которая спит в своей постели в моем доме.

Она слишком юна… ей едва исполнилось восемнадцать.

Так невинна.

Слишком чиста для того, чтобы ею воспользовался такой грязный человек, как я.

Но я не могу остановиться. Не могу перестать желать вкусить ее.

Она извивается настолько правильно, так нежно реагируя на мои прикосновения. Ее маленькая сладкая киска такая влажная для меня, а ее дыхание частое и быстрое.

Я видел, как она смотрела на меня, хоть и пыталась это скрыть. Если бы мы не были закрыты друг с другом на целых восемь недель, она никогда бы не смогла обнаружить, что ей нравятся мужчины постарше. Но мы оказались заперты вместе. В таких обстоятельствах я был бы счастлив оставаться запертым всю свою жизнь, лишь бы видеть маленькую красавицу повсюду, куда бы не повернулся.

− Пожалуйста, папочка Харрисон… Пожалуйста, продолжай…

В тот момент, когда она это произносит, я обречен. Она могла бы сказать, что не хочет этого, и тогда бы я сорвался с места, постукивая пальцами и заставляя себя снова входить в роль хорошо воспитанного пожилого джентльмена.

Это ее голос. Такой взволнованный, но такой необходимый.

Это ее тело, извивающееся и умоляющее о большем.

Я дам ей больше.

Я дам ей нахрен все.

− Раскрой свои ножки для папочки Харрисона, − говорю я ей. И она как хорошая девочка послушно выполняет то, о чем ее просят. Она раздвигает свои бедра и я обнаруживаю, что там она еще более влажная. Ее трусики скользят по коже, когда она трется об мою руку.

Я оттягиваю ткань в сторону и дразню ее киску пальцами. Она напрягается, как только я проникаю в нее, прежде чем я оказываюсь даже на дюйм внутри, и я понимаю. Черт, я понимаю, как только она напрягается.

− Ты когда-нибудь ощущала член внутри себя? − спрашиваю я ее, и она напрягается еще сильнее. − Милая, ты девственница?

Она задерживает дыхание, и я могу представить себе ее лицо даже несмотря на выключенный свет. Она смущена.

Ей не стоило бы.

− Не волнуйся, можешь смело сказать, малышка, − говорю я. − Просто скажи мне, если это первый раз для твоей маленькой сладкой киски.

Я чувствую ее кивок еще до того, как она начинает говорить. Мой член так пульсирует, словно готов разорваться.

− Да, − шепчет она. − Я все еще невинна… Я не занималась сексом до этого…

Я должен убраться отсюда и оставить ее. Такой негодяй как я не может претендовать на такую маленькую тугую киску. Однако я до сих пор круговыми движениями ласкаю ее клитор в поисках той точки, что заставит ее захныкать.

Кэлвин еще больший придурок, чем я предполагал. Отказаться от чистой маленькой киски в пользу какой-то шлюхи, обслуживающей всю спортивную команду.

Но могу быть уверен в одном: я не стану таким же глупцом, как мой сын.

Еще одно, в чем я уверен: я не пропущу такую потрясающую картинку.

Она немного возмущается, когда я протягиваю руку и включаю прикроватную лампу. Она такая красивая,