этот запах в цехах отцовской фабрики и поклялся, что ноги его там не будет. Мясо он предпочитал только в готовом виде и с удовольствием поедал свиную рульку, приготовленную матерью. От отца Лео Фишер перенял лишь жизненный принцип – от простого к сложному. И совсем не важно, будет ли это колбаса, сделанная, например, из тушки кролика, или какой-то иной продукт, сделанный из сырья совсем другой природы. Вторым принципом, взятым от Фишера старшего, стало стремление быть самостоятельным и независимым, а это – считал он – возможно только, если ты имеешь собственную фирму. В школе он учился неплохо, с математикой дружил, в частности, с ее разделом под названием геометрия. Углы, линии, отрезки – думал он часто – определяют формы, например, вот этого здания. Когда возле крохотного городка, где жил Лео, строили какое-то производственное здание, он часами торчал там и наблюдал, как механизмы и руки человека создают новую форму, у которой есть углы, линии и размеры. Чистая геометрия – думал Лео.

Он поступил в технический университет и стал строителем. И сразу же начал осуществлять свою юношескую мечту – создание собственной строительной фирмы. И вот сегодня она у него была. К слову сказать, одна из лучших во Франкфурте. Производственные обороты достигли внушительных размеров, и Лео просто купался в деньгах. Фирма обросла солидным штатом сотрудников и строительных рабочих. Лео выигрывал многочисленные подряды на проведение строительных работ. Название фирмы "Строительная компания Лео Фишер" мелькало в каждой рекламе, размещенной в представительных газетах.

Не везло Лео только в одном. У него не складывалась семья, не было детей. Многие его университетские приятели имели уже даже внуков. О таком Лео давно не мечтал. Пределом его семейных мечтаний стало простое желание заиметь нормальную жену. Надо сказать, что у него уже были жены; даже целых три. Все эти жены давно исчезли из его жизни – он уже не мог даже восстановить в памяти их имена в хронологическом порядке.

Лео сидел в своем кабинете в центральном офисе фирмы и анализировал прошлый семейный опыт. Он искал то общее во всех его прежних браках, что могло послужить причиной развода. После долгих раздумий он остановился на двух: все его прежние жены необычайно любили деньги и были очень молодыми по сравнению с ним. Денег-то у него хватало, но – тут он должен был признаться самому себе – Лео был скуповат. Он не считал, что деньги, заработанные скрупулезным трудом и рациональным расчетом, можно бездумно развозить по курортам или оставлять в бутиках, владельцы которых ни черта не делают, а за каждую рюшку гребут "швайнегельд."1) При рассмотрении второй причины, связанной с молодостью бывших жен, Лео пришел к выводу, что она определяла первую: именно молодость рождала их неуемную страсть тратить деньги. Он допускал, что деньги обожают все женщины, но зрелая немецкая жена никогда не позволит пускать по ветру заработанные тяжким трудом сбережения мужа. Получалось, что надо искать зрелую практичную жену, но он так любил молоденьких, их гладкую кожу, их формы, которые еще имели форму, что никак не мог отказаться от молодости в пользу зрелости. Вот и четыре месяца назад он совершил прежнюю ошибку. Он женился в четвертый раз, и его новой избраннице было двадцать пять. Пока он еще не понимал, насколько расточительна новая жена. Он, вообще говоря, и плохо представлял ее прошлую жизнь (хотя какой там жизненный опыт всего-то за двадцать пять лет; при этом он слышал от знакомых, что многие нынешние дамочки и в этом возрасте еще как опытны). Он просто без памяти влюбился. С Моникой у него возникла новая для него семейная проблема. Он целыми днями работал, а когда возвращался домой, то частенько Моника не встречала его у порога с заготовленным поцелуем, а приходила поздно вечером, причем неохотно отвечала на его расспросы, ссылаясь на встречу со старой подругой или еще на что-нибудь маловразумительное. Он смотрел в ее глаза, пытаясь найти там объяснение, но чаще наталкивался на пустоту и глубоко спрятанную тревогу. Постепенно в сердце Лео Фишера поселилось сомнение. Четвертая жена – и снова что-то не так. Он стал подумывать, не завела ли она себе любовника. Себя он находил еще вполне бодрым и сексуально активным, но в то же время понимал, что двадцать пять и пятьдесят восемь в биологическом смысле достаточно разнящиеся величины. Но он не хотел ее ни с кем делить, а других причин расстаться пока не было. Когда она была дома, вела себя как вполне приличная жена. Она еще не заводила разговоры о поездке на Канары и не просила свозить ее в новый открывшийся бутик на Кайзерштрассе. Автомобиль он ей предоставил, денег на мелкие расходы давал достаточно. В постели она была очень ласкова. Но обнимая ее, он все чаще представлял, как это делает какой-нибудь двадцатипятилетний молодчик и как его Моника стонет в его объятиях. В такие минуты он даже выскакивал из постели и бежал в холл их хорошего дома, где долго и нервно курил, потом как побитый щенок возвращался в постель и уже до утра не мог ее больше любить. Она же безмятежно спала, не замечая, как тяжело вздыхает и шумно ворочается ее немолодой супруг. Утром Лео вставал с мешками под глазами и хмурым тупым взглядом. Чтобы как-то вернуться к действительности, шел в кухню и заваривал крепкий       кофе. Он медленно пил его здесь же и думал, думал…

Нет, так больше нельзя. С этим надо разобраться. Он не сможет так жить дальше. Отсутствие информации хуже даже наличия негативной. Лео схватил со стола последний номер "Франкфуртер альгемайне". Он лихорадочно просматривал последние страницы газеты, где обычно размещались разные объявления частных лиц, фирм и фирмочек. Вот, кажется, то, что надо. Он прочел вслух: "Макс Вундерлих. Частное сыскное агентство". "Недурно, недурно", – пробормотал он. – "И фамилия сыщика вполне замечательная"2), – добавил Лео и взялся за телефонную трубку.

4

На следующий день после возвращения из Испании Макс с чашкой кофе в руке сидел в офисе на Шиллерштрассе и наслаждался "ничегонеделанием". Перед глазами все еще стояло Средиземное море, плещущееся возле его ног и меняющее цвет в зависимости от погоды. Всякое изменение цвета неба сразу же меняло цвет воды. Это выглядело как некий симбиоз неба и моря, и не было силы, которая могла бы его разрушить. Потом он вспомнил Бригитту: она лежала на животе на полотенце, повернув голову набок и вытянув руки вдоль тела. Ее попа в