Шрифт:
Закладка:
– Назад! – заорал Жадов, бросился наружу. – Назад, мать вашу!..
Ирина Ивановна – следом. Хватали бойцов за плечи, за полы шинелей, за рукава, останавливая храбрый, но безумный порыв. Потому что белые встретили поднявшихся красных именно так, как умели, как их учили, – спокойно, без паники, хладнокровно поливая атакующих очередями в упор из «фёдоровок» и ручных пулемётов.
Треть вскочивших бойцов Жадова смело сразу. Остальные, слава богу, попадали кто куда.
– Назад! – надсаживался Жадов. Рискуя, вскочил на насыпь, рядом тотчас же свистнуло, и Ирина Ивановна с силой сдёрнула комиссара вниз.
– Назад! Назад давай! – звали своих и другие красноармейцы.
Кое-как, на карачках, ползком, отходили. Белые отступали тоже, и только на ничейной полосе остались те, кого судьба сегодня наметила «к отправке».
Среди тех, кто выжил и спрыгнул обратно в спасительную щель траншеи, оказался и Штокштейн – раскрасневшийся и, в отличие от многих других, даже не раненый.
И прежде чем Жадов с Ириной Ивановной успели хоть слово сказать, истеричным фальцетом завопил:
– Измена!..
– Какая измена, так тебя, Шток, и растак, куда людей повёл?!
– Измена! Мы бы их смяли!.. – Штокштейн, казалось, сейчас забьётся в падучей.
– Атака не подготовлена. Направление неизвестно. Ближайшей задачи не поставлено. Взаимодействие не отработано. Полки дивизии имеют приказ на удержание позиций, а не на атаку и преследование противника, – холодно и ровно, словно на занятии в Николаевской академии Генштаба, отчеканила Ирина Ивановна.
– Вот это и есть измена, что «не поставлено» и «не отработано»! – не сдавался Штокштейн. – Мы бы их погнали!..
– Ровно до их пулемётов. И положили бы там всю дивизию.
Над полем боя взлетели одна за другой две белые ракеты. А над отходящими цепями добровольцев так же внезапно поднялся белый флаг.
– Это что ещё такое? – у Штокштейна была уже явно готова очередная тирада, но тема сменилась.
– Предложение перемирия, что ж ещё. Вынести раненых, оказать им помощь. Такое повсеместно практиковалось с японцами.
– Что за изменнические разговоры? – вновь вскинулся Штокштейн. – Хотят контры золотопогонные своих раненых выручать – пусть подходят с поднятыми руками, бросают оружие и сдаются в плен!
– Там и наши раненые, – напомнила Ирина Ивановна.
– Если б мы атаковали и пошли до конца, то уже помогали бы нашим! Это по вашей вине, начштаба Шульц, всё и случилось!
– А ну, хватит! – зарычал Жадов. – Ротный, помашите этим… кадетам. Пусть не стреляют, мы тоже не будем, раненых надо вынести. Раненных по твоей милости, Шток! Приказа на наступление я не давал! А ты людей грудью на пули повёл!
– Я сам грудью на пули пошёл! – зашёлся Штокштейн. – Пока вы тут в блиндаже отсиживались!
Однако в ответ на размахивание белой тряпицей стрельба со стороны добровольцев и впрямь прекратилась.
– Встали, – Жадов выпрямился во весь рост.
– Тащ начдив!..
– Не «тащ начдив», а за мной! Наших будем собирать!..
Добровольцы и красные бойцы сошлись посреди смертного поля. Винтовки закинуты за спины, в ход пошли носилки. Совсем юный офицерик с красно-чёрными погонами, где красовалась единственная звёздочка, чуть поколебавшись, протянул пакет бинтов немолодому уже красноармейцу, пытавшемуся помочь товарищу с простреленной ногой; чуть левее двое бойцов Жадова, молча и словно бы стесняясь, помогли женщине в косынке с красным крестом положить раненого добровольца на носилки.
И так же молча разошлись.
…До самого вечера атак на позиции 15-й стрелковой не последовало. Гремело и справа, и слева, и казалось, всё будет хорошо. Отправленный батальон так и остался у Нечипоренко, хотя наступление белых стихло и там.
– Кажись, выстояли, – зевнул Жадов.
В блиндаже горела одна-единственная свеча, скупо освещая старую, имперскую ещё топографическую карту.
– Выстояли, – кивнула Ирина Ивановна.
– Так это, значит, и был главный удар?
Товарищ Шульц молчала, красными и синими карандашами чертя на карте какие-то значки и измеряя расстояния курвиметром.
– Нет, товарищ начдив. Не главный. Главного вообще, похоже, не было. Или же поисточились беляки, потери свои им восполнить уже некем, офицеры, какие хотели и могли, давно уже у них, а остальные – либо у нас, либо, как и большинство обывателей, просто ждут, чья возьмёт.
– Мудрено говоришь, товарищ начштаба… – Жадов очень устал. И сейчас ему очень хотелось поверить, что самое страшное позади, что наступление врага отбито и можно будет «сидеть в окопах», и это, право же, куда лучше, чем подниматься в атаку, ожидая, что тебя вот-вот срежет пулемётная очередь в живот. – То главный удар, то не главный… то заслон, то не заслон… А вообще выпить бы сейчас наливочки стопочку да пельменями настоящими закусить, в Питере, помню, было одно заведение, ходил всегда…
Ирина Ивановна рассеянно кивнула, продолжая чертить и вымерять.
– Погоди, Миша, о пельменях мечтать. Мы с Нечипоренко удержались, а что у других соседей?..
– Отправь вестового… Где Яша, где наш комиссар? Пусть идёт политработу проводить. Что, дескать, героически отразили натиск противника, скоро и назад погоним…
Ирина Ивановна только качала головой. И вдруг хлопнула себя по лбу:
– Ах я, дура набитая!..
Жадов аж подскочил:
– Что такое?..
– То-то я голову ломала, где Улагай с Келлером, где конница белых?.. Ни у нас, ни у Нечипоренко не появилась, как и дроздовцы с марковцами и корнилов- цами.
– И что же?
– Значит, всё ещё хитрее. Обходят они нас, Миша. Не стали прорываться самой короткой дорогой, не стали соседей наших опрокидывать, чтобы нам в тыл зайти. Обошли небось левый наш фланг, через Дон переправились всей массой и пошли прямиком к Вёшенской. Объединятся с мятежниками, да и ударят прямиком на Харьков, на Тамбов, на Воронеж… а захотят – и к Царицыну пойдут, и к Астрахани, яицких казаков поднимать. Для того-то и висели на нас на всех!..
– И что теперь? – сон с Жадова как рукой сняло.
– Пошли нарочных. Пусть соседи будут готовы к отходу.
– К отходу?!
– Предлагаешь героически погибнуть в окружении, Миша?
– Так тогда беляки ни до Харькова не дойдут, ни до Тамбова! Мы их тут на себя притянем!
– Эх, Миша, Миша! Да не станет из белых никто на тебя окружённого в штыки ходить. Оставят заслоны, и вся недолга. И будем барахтаться.
– Всё равно, – упрямо набычился Жадов. – Всё время бегать – до самого Питера добежим, а толку?.. Нет, сражаться надо здесь и сейчас. Никаких отступлений, товарищ начштаба!
– Есть, никаких отступлений, товарищ начдив, – мрачно сказала Ирина Ивановна. – Разрешите тогда начать готовиться к занятию круговой обороны?
– Разрешаю. И предупреди всех соседей. И Яшка, где Яшка, я ж его
