За спинами взрослых итигулов вертелись дети – от едва выучившихся ходить до подростков с уже пробившимися усами. Они слушали разговоры мужчин и время от времени стайками подлетали к Раг, чтобы, приплясывая, радостно объяснить пленнице, что именно ожидало её назавтра. Женщина не удостаивала их вниманием и не произносила ни слова. Когда в кругу ребятни, корчившей рожи и дёргавшей Раг за одежду, появился Йарра и начал веселиться вместе со всеми, Эврих ощутил, как болезненно сжалось слева в груди. Вот так, мысленно сказал он себе. Вот так. Видно, парень сделал тот выбор, о котором говорил ему Волкодав…

– Пусть подойдут новые братья, ещё утром бывшие для нас чужестранцами! – прозвучал голос вождя.

Эврих немедленно поднялся на зов и увидел, как в двух шагах от него встаёт Волкодав. Вдвоём они приблизились к почётному месту и снова преклонили колени.

– Ты со своим спутником доставил мне нового воина и наследника, – обратился к арранту Элдаг. – И я усматриваю особый знак Отца Небо в том, что именно сегодня Ему было угодно позволить нам нанести сугубый ущерб нашим врагам. Скажите, новые братья, каким деянием или подарком я мог бы вас отблагодарить?

Судя по раскрасневшимся скулам и блестящим глазам, он выпил немало, но голос и движения рук оставались уверенными, и можно было не сомневаться, что разум вождя был светел и трезв.

Эврих набрал побольше воздуха в грудь… О Прекраснейшая, ты милосердна!… Сделай же, чтобы у меня получилось…

– Государь мой, щедро взысканный Богами предводитель храбрецов и хозяин поднебесной твердыни! – ответствовал он без запинки. – Чего может пожелать скромный учёный, не помышляющий ни о каких земных благах, кроме возможности добавить ещё одну крупицу к своим познаниям о чудесах этого мира? Под кровом твоего дома, государь мой, живёт немало отменных рассказчиков, способных, я думаю, поведать мне немало такого, о чём я прежде и не догадывался. Но все эти благородные итигулы, о которых я говорю, волею Отца Небо пребудут здесь и завтра, и ещё много дней, так что, если ты позволишь мне их расспросить, у нас будет в избытке времени для благословенной беседы. Однако, пресветлый вождь, ты без сомнения знаешь, что Боги премудрости велели нам, учёным, пристально наблюдать не только орлиный полёт, но и возню ничтожных червей, роющихся в падали. К тому же наша вера гласит: желая наилучшим образом оттенить доблесть героев, найди достойные слова для их недругов… Так вот, под кровом твоего дома, славный предводитель, я усматриваю некий источник сведений о врагах итигулов, о тех, чьё имя должно несомненно исчезнуть из разговоров мужей. Я дерзаю говорить об этом источнике, государь, только лишь потому, что назавтра у меня уже не будет возможности прибегнуть к нему…

Тут Эврих позволил себе улыбнуться, и ответный смех итигулов наполнил его сердце надеждой.

– Лучшим подарком было бы для меня, – продолжал он, – если бы по окончании пира ты позволил отвести пленницу в тот чертог, где поселят меня и моего телохранителя. Я расспросил бы эту ничтожную о её народе и записал бы рассказ, дабы те, кому случится прочитать мою книгу, не сомневались: квар-итигулы воистину великие воины, раз уж они посрамляют столь сильных врагов…

Он чувствовал, как ползли по вискам предательские капельки пота, и только молился: пускай Элдаг припишет это жару огня, сытной пище и выпивке!… Боги Небесной Горы услышали его молитву – не зря, знать, духовные наставники древности советовали жаждущим возвышения уединяться в горах. Вождь Элдаг посмотрел сперва на него, потом на рослого телохранителя – и неожиданно расхохотался:

– Странными гостями благословляет меня Отец Небо! Взгляните, итигулы, на этих обитателей равнин! Вместо того, чтобы до рассвета наслаждаться объятиями наших красавиц, они предпочитают беседовать неизвестно о чём с безобразной, как жаба, шанской грязнухой, которая, того гляди, ещё родит своего ублюдка прямо им на руки!… Что ж, отдайте им эту раздувшуюся свинью, ибо велика радость в моём сердце, и желания гостей не должны встретить в нашем доме препоны. Но ты помни, высокоучёный аррант, – чтобы к рассвету никакой убыли в пленнице не приключилось! Припадай к её источнику сколько твоей душе угодно, только, чур, досуха его не исчерпай!…

Смешки, сопровождавшие шуточную речь вождя, при этих последних словах превратились в оглушительный хохот. Наверное, его было слышно даже снаружи, там, где над ледяной вершиной Харан Киира вновь трепетал одинокий огонёк зелёной звезды.

Спи, родной, сомкни ресницы,

Кончен грозный счёт.

Перевёрнуты страницы,

Дальше жизнь течёт.

Дремлют сумрачные ели

Вдоль пустых дорог.

Все мы что-то не успели

В отведённый срок.

Не отбросит больше радуг

Солнце на клинке.

Гор закатные громады

Гаснут вдалеке.

Мы проснёмся утром ясным

И продолжим путь.

Будет Зло уже не властно

Людям души гнуть.

Что-то мы с тобой свершили,

Что-то – не смогли…

Спи, родной, раскинув крылья,

На груди земли.

14. Зелёная радуга

Выйдя наружу, Эврих немедленно задрал голову, придирчиво осматривая пещерный свод. Каменный купол действительно напоминал дно гигантской опрокинутой корзины: его покрывал сплошной плетень, красивый, крепкий и частый. Аррант поискал глазами дыру на месте выпавшего обломка, но не нашёл. Он только застонал про себя, когда молодые воины пригласили их с Волкодавом в самую глубину, и начал оглядываться по сторонам, силясь запомнить дорогу.

Итигулы редко занимались строительством. Постоянно воюющее племя не увеличивалось в числе, так что последние сто лет стены и крыши возводились разве что взамен рухнувших. Строили из обломков местного камня, скрепляя его извёсткой, замешенной на сыворотке и яйце. Самые же старинные жилища, заселённые ещё до Последней войны, были целиком вырублены в скалах, благо те охотно уступали резцу. Надо ли говорить, что такие дома считались наиболее почётными и подходящими для лучших людей, слишком именитых, чтобы ночевать под кровом общинного дома? Когда арранта и венна препроводили под назначенный для них кров, знакомый с обычаями итигулов сразу сказал бы – этих гостей принимали воистину по-царски. Ради того, чтобы они могли несколько ночей вкушать старинное гостеприимство, из жилища, высеченного в цельном утёсе, спешно перебралась к общему очагу семья старшего сына вождя.

– Двести лет ни один шан не переступал праотеческого порога! – сказал