Утрехте (1 января 1712 года), Евгений Савойский, считая английские условия мира предательством по отношению к императорскому делу, продолжал войну. День за днем он наступал на линию обороны, возведенную трудолюбивым Вилларсом. 16 июля Ормонд получил из Лондона уведомление о том, что Англия и Франция подписали перемирие и что, следовательно, его английские полки должны быть отведены в Дюнкерк. Те повиновались, но большинство континентальных контингентов под командованием Ормонда объявили англичан дезертирами и перешли под командование Евгения. Теперь у принца было около 130 000 человек, у Вилларса — 90 000; но 24 июля бдительный маршал набросился на отряд из 12 000 голландцев в Денене (близ Лилля) и уничтожил его прежде, чем Евгений успел ему на помощь. Принц отступил за Шельду, чтобы реорганизовать свою громоздкую армию; Вилларс двинулся вперед, чтобы захватить Дуэ, Ле-Кесной и Бушен. Людовик и Франция воспряли духом. Это были единственные французские победы за всю войну на северном фронте, но вместе с успехами Вандома в Испании они придали новые силы французским переговорщикам в Утрехте.

После пятнадцати месяцев протоколов, punctilio и agrument все стороны войны, кроме императора, подписали Утрехтский мир (11 апреля 1713 года). Франция уступила Британии все, что обещала в прелиминариях, включая драгоценную монополию на торговлю рабами (asiento), которая лежит как позорный знак на той эпохе; кроме того, древние враги пошли на взаимные уступки в отношении импортных пошлин. Голландцы вернули Франции Лилль, Эйр и Бетюн, но сохранили контроль над всеми Нидерландами до заключения мира с Империей; тем временем курфюрст Баварии должен был удерживать Шарлеруа, Люксембург и Намюр. Ницца была возвращена герцогу Савойскому. Филипп V сохранил за собой Испанию и Испанскую Америку; он отказался, а затем (13 июля) согласился уступить Англии Гибралтар и Минорку. Евгений Савойский продолжал бороться, злясь на англичан за подписание сепаратного мира; но императорская казна была пуста, его армия сократилась до 40 000 человек, а Вилларс наступал на него со 120 000 человек. В конце концов он принял приглашение Людовика XIV встретиться с Вилларом и выработать условия мира. По Растатскому договору (6 марта 1714 года) Франция сохранила за собой Эльзас и Страсбург, но вернула империи все французские завоевания на правом берегу Рейна, а также признала замену испанского правления австрийским в Италии и Бельгии.

Таким образом, Утрехтский и Раштаттский договоры достигли немногим большего, чем то, чего дипломатия могла бы добиться мирным путем в 1701 году. После тринадцати лет резни, обнищания и разрухи эти договоры на двадцать шесть лет определили карту Европы, как Вестфальские договоры определили ее на целое поколение после Тридцатилетней войны. В обоих случаях задача состояла в том, чтобы установить баланс сил между Габсбургами и Бурбонами; это было сделано. Между Францией и Англией в Америке установилось равновесие, которое продержалось до Семилетней войны (1756–63).

Главными проигравшими в кровавой борьбе за испанское наследство стали Голландия и Франция. Голландская республика, завоевав территорию на суше, потеряла власть на море; она больше не могла сравниться с Англией ни в судоходстве, ни в мореходстве, ни в ресурсах, ни в войне; победа истощила ее и положила начало ее упадку. Франция тоже была ослаблена, почти смертельно. Она удержала своего выдвиженца на троне Испании, но не смогла сохранить его империю в целости; за этот запятнанный триумф она заплатила миллионом жизней, потерей морской мощи и временным крахом своей экономической жизни. Только после Наполеона Франция оправилась от Людовика XIV, чтобы повторить его трагедию.

Победителями в этой войне стали Австрия на континенте и Англия во всех остальных местах. Австрия теперь владела Миланом, Неаполем, Сицилией и Бельгией; она будет сильнейшей силой в Европе до воцарения Фридриха Великого (1740). Англия больше думала о контроле над морем, чем о расширении на суше; она приобрела Ньюфаундленд и Новую Шотландию, но больше ценила свое мастерство на торговых путях. Она заставила Францию снизить тарифы и ликвидировать форт и порт Дюнкерк, которые представляли угрозу для английского судоходства. С Гибралтаром в Испании и Порт-Махоном на Минорке Англия получила в свое распоряжение Средиземное море. В 1713 году эти завоевания не произвели впечатления; их результаты будут вписаны в историю восемнадцатого века. Тем временем протестантская вера и престолонаследие были надежно защищены в Британии вопреки всему, кроме рождаемости.

Главным продуктом войны стало усиление национализма и межнациональной ненависти. Каждая нация забыла свои завоевания и помнила свои раны. Германия никогда не простит двойного опустошения Пфальца; Франция не скоро забудет беспрецедентную резню во время побед Мальборо; Испания каждый день страдала от того, что Гибралтар оказался в руках чужеземцев. Каждый народ оттягивал время для мести.

Некоторые кроткие души, думая, что Европа — это континент христиан, мечтали о замене войны. Шарль Кастель, аббат де Сен-Пьер, сопровождал французскую делегацию в Утрехт. Вернувшись, он опубликовал свой «Проект…pour rendre la paix perpetuelle (1713) — план увековечивания вновь обретенного мира. Пусть народы Европы объединятся в Лигу наций с постоянным конгрессом представителей, сенатом для арбитража споров, кодексом международного права, объединенными военными силами для действий против любого мятежного государства, сокращением каждой национальной армии до шести тысяч человек и установлением единых мер и валюты по всей Европе. 82 Сен-Пьер изложил свою схему Лейбницу, который, уже не будучи уверенным в том, что это лучший из всех возможных миров, с грустью напомнил аббату, что «какая-то зловещая судьба всегда мешает человеку достичь своего счастья». 83 Человек — конкурентное животное, и его характер — это его судьба.

VI. СУМЕРКИ БОГА: 1713–15 ГГ

Если судить с точки зрения своего времени, Людовик XIV не был людоедом, каким его сделали враждебные историки; он лишь применил в более широких масштабах и на некоторое время с неизбежным успехом те же методы абсолютного правления, территориальной экспансии и военного завоевания, которые характеризовали поведение или стремления его врагов. Даже жестокость его армий в Пфальце имела прецедент в разграблении Магдебурга (1631), а эпилог — в резне Мальборо. Людовик отличался тем, что прожил так долго, что фурии могли отомстить ему лично, а не его детям, за грехи его гордыни и власти.

История не скрывает от него восхищения мужеством и достоинством, которые он проявлял в поражениях, и с некоторой жалостью относится к бедствиям,