– Просто у нас в живом уголке растут три сосны, – я говорю, – мы их зовём «Дельта», «Ипсилон» и «Дзета». Только они в высоту… ну, чуть повыше вас, Василиса Альбертовна… И пахнут совершенно не так…

– Эх, Ромашка ты моя инопланетная, – учительница заулыбалась и даже приобняла меня, – это было на Венере… А сейчас мы с тобой на Земле. Не сомневайся, вот эти сосны – они самые настоящие! И в высоту метров тридцать, и пахнут просто чудо, дыши – не надышишься! Гляди, запоминай! А как будет связь с Венерой, расскажешь и маме, и папе, и ребятам в своей старой школе! Годится? – я киваю в ответ. – А теперь давайте-ка выгружать вещи, ребята!

Выгрузили мы наши пожитки, пилоту глайдера дружно сказали «спасибо». И начали небыстро спускаться по усыпанной мелкими камушками дорожке, очень даже удобной. Я сперва не понял, куда эта дорожка идёт. Вроде как к белому небольшому зданию, а дальше ничего нет. И только когда мы ближе подошли, я понял, что белое здание стоит не просто так, а прямо на воде! И кругом вода! Видимо-невидимо воды!! Показавшийся мне вчера огромным бассейн в спорткомплексе вдруг как бы съёжился в моей памяти и скромно забился в уголок…

– Сенька! – сипло шепчу. – Это что, и есть твоя та самая Волга? Ну ни фига ж себе она огромная!

Сенька как засмеётся и Василиса вместе с ним. Я даже немножко обиделся. Чего я такого смешного сказал, чё сразу ржать-то?

– Да, Рома, ты угадал, – учительница, наконец, говорит. – Это Волга, но не совсем. Всего лишь малюсенький её кусочек. Называется «Сосенский залив». Тут лодкам, катерам, глиссерам и паромам очень удобно на стоянку вставать, понимаешь? Но ты не расстраивайся – настоящую Волгу мы с тобой скоро уже увидим, когда на пароме поплывём, понял? А здание, к которому мы идём, это паромная станция.

Дошли мы до этой самой станции, к ней, оказывается, надо ещё и по узенькому мостику с перилами идти, а внизу под ним уже вода. И запах сильно поменялся вокруг, чувствую, воздух прохладный стал и влажный. А дальше на воде две странные штуки стоят – чем-то на челноки похожи, чем-то на глайдеры, не очень большие, вытянутые, и с большими окнами по бокам.

– Это, – Василиса объясняет, – автоматические паромы, они служат для того, чтобы людей по дачам развозить. Здесь Волга очень широкая, больше 20 километров, и повсюду по берегам разные базы отдыха, дачные посёлки, площадки для кемпинга и просто пляжи.

Зашли мы внутрь. Помещение на две половины поделено прозрачной перегородкой. Одна половина почти пустая, только маленькие диванчики вдоль стен и отдельно блестящая платформа приподнятая, а внутри второй, видно, круглые часы, два операторских кресла, длинный пульт управления, несколько экранов поменьше, а сверху – самый огромный экран и цветная светящаяся карта на нём.

– «Транспортная схема Средневолжского Разлива. Станция Сосенки» – Сенька вслух читает. – «Часы работы автопаромной сети – от восьми утра до восьми вечера». Мы успеваем, Василиса Альбертовна?

– Конечно, успеваем, Сеня! У нас ещё целый час. Только где же оператор? Эй, есть тут кто-нибудь?

Тут, гляжу, одно из кресел поворачивается, а в нём сидит… Баба-Яга! Шучу. В общем, сильно пожилая женщина, у нас на станции я таких вообще никогда не видел. Ростом не больше меня, но толстая, небрежно и причудливо одетая, лицо морщинистое, рябое, и глядит на нас вот ни разу не дружелюбно:

– Не шумите, уважаемая! Кому надо, те все здесь! Говорите быстрее, чего вам?

Василиса мягко так говорит:

– Простите, пожалуйста… Нам с детьми надо в Рачёвку на пароме. Шесть человек нас…

Женщина в кресле резко отворачивается к пульту, видно, на кнопки начала нажимать, а сама громко и грубо ворчит, так что каждое слово слышно:

– «Видите ли, нам надо». Всем надо. Двадцать автопаромов, а где, я спрашиваю, все остальные? Опять какая-то шантрапа покатушки-погулянки затеяла, да? Мне через час линии закрывать, а только два аппарата у причала! Снова мне до десяти часов дежурить, что ли?

Наша Василиса, смотрю, растерялась. Да мне и самому стало совсем не по себе. Как будто мы сделали что-то плохое, а эта старуха на нас ругается.

– Василиса Альбертовна, а чего это она? – слышу, шёпотом Валька рыжая спрашивает.

– Не знаю, Валечка… Может, она просто устала. Или у неё сильно плохое настроение. Но ты не волнуйся, всё будет хорошо…

Женщина за стеклянной перегородкой снова в кресле к нам поворачивается, рукой сердито на блестящую платформу показывает:

– Ну, чего стоите? Вещи на весы укладывайте давайте, да побыстрее!

– Дети, поставьте свои чемоданы вот сюда! – Василиса говорит. Мы все чемоданы аккуратно уложили, Баба-Яга в кресле снова к пульту повернулась, снова на кнопки жмёт.

Тут вдруг голоса послышались у входа, много голосов, молодые, задорные. И заходит к нам в зал по одному человек десять или даже больше. Девушки и ребята, чем-то на наших техников со станции похожие. Или даже школьников из старшей группы. Все с большими рюкзаками, а у одного дядьки постарше, с бородой и в очках, рюкзак ну просто огроменный. Нас вместе с Сенькой, наверное, можно запросто в такой с головой упаковать.

– Нина Мартыновна, свет очей моих! – дядька говорит громко. – Встречай давай дорогих гостей!

Кресло на той половине снова поворачивается. Женщина как сверкнёт на дяденьку глазами, и я сразу понял, что они давно знакомы. А ещё – что этот дяденька женщине ну совершенно ни капельки не нравится:

– Тебя да таких дорогих гостей, как твои оболтусы, не встречать, а в мусорный коллектор выбросить, ионайзеры старые от ржавчины заставить чистить…

Тут наша Василиса покраснела и говорит:

– Женщина, я прошу прощения, у меня тут маленькие дети! Может быть, Вы перестанете выражаться так грубо?

Я немножко обиделся. Вовсе мы не маленькие! А Баба Яга в диспетчерском кресле продолжает ворчать, только чуть тише:

– Ах ты ёлки-зелёнки, вы только поглядите, «у неё тут дети»! Вот у этого Дуремара бессовестного – на дядьку с бородой показывает – вот у него тоже дети! Каждый год дети! Глаза б мои не видели… А у тебя, – тут она к дядьке поворачивается, – сколько народу на этот раз, троглодит окаянный?

Тот разводит руками:

– Нина Мартыновна, адмирал души моей, шестнадцать персон! Так что мне бы пару речных коней…

Эта самая Нина Мартыновна в кресле опять к пульту отворачивается и начинает колдовать с кнопками. Наша воспитательница тут к мужчине в очках подходит, здоровается:

– Добрый вечер! Меня Василиса Альбертовна зовут, а это вот мои детки. Четвёртый класс, физико-математическая школа. Приехали на отдых. Я как поняла, вы тут не в первый раз? Почему оператор на вас так ругается? Вы можете объяснить, в чём дело?

Дядька улыбается:

– И вам добрый вечер! Меня Сергей Сергеевич зовут, а это вот мои «детки». Четвёртый курс, институт экологии и охраны природы. Приехали на летнюю практику. А дело… Видите ли, два года назад один мой не в меру прыткий студент в шутку открыл в пультовой у этой святой женщины контейнер с образцами…

– С какими образцами?

– С ну просто прекрасными образцами, уверяю вас! Пиявки – шесть видов, лягушки – три вида, из них один очень редкий, червей – жирные такие черви, знаете ли! – паукообразных и насекомых целый паноптикум, и, наконец, звезда коллекции – гадюка!

Я про гадюку хотел подробнее спросить, но почему-то рассмеялся. Просто этот дяденька рассказывал так артистично, с напором, смакуя каждое слово, вроде бы серьёзно, но так смешно, что я просто покатился по полу. И все остальные тоже – причём и мы, и молодые ребята и девушки, которые с рюкзаками. Небольшое помещение станции просто тряслось от хохота.

– Да-да! – Сергей Сергеевич обернулся и погрозил кому-то кулаком. – С тех пор местный оператор паромной сети, дорогая и любимая Нина Мартыновна, меня, кандидата наук и доцента кафедры экологии, иначе как «Дуремаром» и «Душегубом» не называет. У неё и так характер не сахар, видите ли…

– Я уже заметила! – вставила Василиса.

– Не сомневаюсь. А у нас тут в островах