– Залезай, – указала подбородком Чик-Чик.

– Куда?

– В тачку, глупая. А ты что подумала? Покатаемся.

Фрэнки огляделась. В коридоре было темно и тихо, несмотря на разгар дня.

– Если нас засекут, неприятностей не оберешься.

– Значит, надо постараться, чтобы не засекли, – сказала Чик-Чик.

Фрэнки залезла в тачку, и Чик-Чик покатила. Она оказалась такой же сильной, какой и выглядела, и даже более быстрой, чем предполагала Фрэнки. Они полетели по коридору так, что у Фрэнки развевались волосы, и она не могла сдержать визга и смеха. Смех был верным способом выманить монашек из укрытий. Если сироты слишком веселятся, значит, что-то идет не так.

Они проносились мимо дверей коттеджей: коттеджи девочек, коттеджи мальчиков, коттеджи старших. Когда они летели мимо коттеджа старших мальчиков, дверь открылась, и Фрэнки показалось, что внутри промелькнул Сэм. Она понадеялась, что он тоже увидел ее: с растрепанными волосами, хохочущую так, будто вот-вот взорвется. И тут же в ее смех прокрались, вплелись печаль; горе, которое она не могла определить; страх, что будущее никогда не наступит, и страх, что оно наступит; странное чувство, что у нее не достанет сил встретить его.

Чик-Чик резко остановилась прямо перед кухней, и ей пришлось схватить Фрэнки за плечи, чтобы та не вылетела из тачки. Они стояли, пытаясь отдышаться.

Фрэнки вытерла слезы, притворившись, что они от радости.

– А замуж ты собираешься? – спросила она.

– А? Может, я и здоровенная, но мне всего шестнадцать, – ответила Чик-Чик.

– Нет, я имела в виду, когда выйдешь из приюта. Когда станешь старше.

– А как же? И я принесу своего жениха к алтарю на руках.

Фрэнки рассмеялась.

– Ты сможешь!

– А ты? Ты выйдешь замуж?

Фрэнки подумала о Сэме, вспомнила, как он удивленно вытаращил глаза, когда они неслись на тачке.

– Да. Разве не все выходят замуж?

– Не все. Например, монахини. И моя тетя Этель.

– А что с твоей тетей Этель?

– У нее усы. К тому же она змея подколодная.

– Твоя тетя Этель не может забрать тебя и твоих братьев?

Чик-Чик фыркнула.

– Шутишь? Она ненавидит детей. Хорошо, что она не замужем. Мне было бы жалко малышей. Она отсылала бы аистов прочь, как только они появлялись бы.

– Малышей приносят не аисты, – рассмеялась Фрэнки.

Чик-Чик дала ей подзатыльник. Опять.

– Я знаю, глупая. Они выскакивают из пупка.

Фрэнки не стала поправлять. Многие девочки в такое верили. В двенадцать лет каждая девочка в «Хранителях» получала книгу под названием «Твой день, Марджори Мэй». Но книга мало что объясняла помимо того, как стирать тряпки. И ничем не помогала какой-нибудь одиннадцатилетней, когда у нее начинались месячные и она кричала, что умирает, пока другие девочки не успокаивали ее.

Фрэнки была осведомлена лучше, потому что Лоретта посвятила ее во все – по крайней мере, что там происходит. Но, если верить Лоретте, люди бесконечно изобретательны в том, что касается «как», «где» и даже «с кем». Ее описания действий вгоняли Фрэнки в краску, но сама Лоретта не краснела, больше нет.

Может быть, и Фрэнки теперь тоже.

Чик-Чик передала записку, и несколько часов спустя Фрэнки встретилась с Сэмом в оранжерее. Снаружи мир только начал пробуждаться, на деревьях набухали почки, а в оранжерее вовсю цвели тюльпаны и нарциссы. Даже розовые кусты подавали признаки жизни. Лучи заходящего солнца, проникавшие сквозь стеклянный потолок, освещали всю оранжерею приглушенным теплым светом, в котором глаза Сэма блестели. На Фрэнки при виде Сэма разом нахлынула целая буря чувств, и у нее чуть не подкосились ноги. Как прекрасны цветы, как прекрасен этот парень! И как ужасно это заведение, где их всеми силами стараются держать отдельно, в разлуке друг с другом. Как ужасна бушующая за океаном война, которая может унести его с такой же легкостью, с какой ветер срывает лист с дерева…

Перед глазами опять все расплывалось. Если он спросит, почему она плачет, она не сможет ответить. «Я боюсь, что застряну здесь навсегда, боюсь, что меня не станет, боюсь, что ты умрешь, боюсь все время, схожу с ума от страха, когда думаю о будущем, в котором только дым и туман, и не вижу пути сквозь них».

Его голос заставил Фрэнки прийти в себя.

– Привет.

Легкое рычание в его тоне лишало ее присутствия духа.

– Привет, – ответила она.

– Похоже, ты повеселилась.

– Что?

– Когда ехала на тележке с Чик-Чик. Я не видел никого настолько счастливого с тех пор, как монашки водили нас на карнавал несколько лет назад.

– А, это, – сказала Фрэнки. – Да.

– С тобой все в порядке?

– Конечно. А что?

– У тебя забавное лицо, вот и все. – Он быстро добавил: – Забавное выражение. А лицо, как всегда, симпатичное.

Она засмеялась:

– Твое тоже.

– Что?

Она пожала плечами и потрогала ярко-красный тюльпан.

– Здесь даже пахнет зеленью.

Он не ответил, только смотрел. Затем наклонился за лейкой.

– Нужно закончить с поливом.

– Я помогу, – предложила Фрэнки.

– Тебе не обязательно.

– Я не против.

– Ладно. – Он подставил лейку под кран и, набрав воды, принес Фрэнки. – Не очень тяжелая?

Фрэнки не могла похвастаться такими мускулами, как у Чик-Чик, но была почти такой же сильной. Она со смехом подняла лейку выше плеча:

– Разве она тяжелая?

Он улыбнулся:

– Наверное, не очень.

Он набрал еще одну лейку себе и показал в конец ряда под окнами:

– Надо просто смочить землю. Если поливать слишком обильно, корни загниют.

Он налил немного воды в ближайший горшок:

– Вот так.

Фрэнки кивнула. От запахов цветов, земли и шерстяной одежды Сэма у нее слегка кружилась голова.

– Ты начинай оттуда, а я – отсюда, – сказал он. – Посередине встретимся.

Фрэнки отправилась в конец ряда и стала наливать по чуть-чуть воды под нарциссы.

– Значит, ты поливаешь здесь цветы. А еще чем занимаешься?

– Мы выращиваем рассаду, которую потом перенесем в огород. – Он показал большим пальцем в центр оранжереи, на ряды горшочков, из которых торчали зеленые ростки. – И мы должны расчищать грядки на огороде снаружи: убирать листву, палки и камни. Мы уже посадили первый урожай этого сезона.

– А что вы выращиваете?

– В основном капусту и свеклу. А еще брокколи.

Фрэнки сморщила нос:

– Отец любит капусту. Только он.

– Я люблю капусту.

– Правда?

– Краснокочанную. С яблоками.

– Капуста с фруктами? Это что-то странное.

– Мама так готовила.

– О, – отозвалась Фрэнки, – когда это было?

– Очень давно.

Фрэнки кивнула. Она хотела больше узнать о семье Сэма, но не знала, как спросить. Что бы ни случилось с его матерью, это непременно должно быть что-то печальное. Она обнищала, пропала, умерла,