Шрифт:
Закладка:
Тридцатого апреля 1957 года Мао Цзэдун созвал представителей некоммунистических групп населения Китая и предложил им высказываться: «Говорите все, что знаете, и говорите до конца: говорящему — не в вину, слушающему — в поучение; если и совершались ошибки, то исправим их, а если нет — постараемся и дальше не совершать». Эти уважаемые люди поверили ему на слово и тактично указали на то, что однопартийная система разобщает население страны. Мао отметил, что необходимо продолжать критические обсуждения, иначе с бюрократией не справиться. Вскоре ЦК КПК выпустил директиву, в которой призывал всех беспартийных выразить свои мнения и побуждал массы изложить претензии к партии и правительству, чтобы помочь Коммунистической партии исправиться.
В апреле 1957 года мои родители провели несколько недель в Шанхае, остановившись в Peace Hotel поблизости от порта. У отца были амбициозные планы: он хотел написать длинную историческую поэму о Шанхае после движения «4 мая» и проследить в ней взлет и падение империализма и колониализма. Но однажды ему в гостиничный номер доставили телеграмму от Союза китайских писателей с требованием вернуться для участия в «выправлении стиля». Отец и мать, которая была на позднем сроке беременности, купили билеты на поезд и отправились домой. Накануне 1 мая, Международного дня труда, поезд медленно подходил к пекинскому вокзалу, и они видели из окна фейерверки, взвивающиеся в небо над площадью Тяньаньмэнь.
Они вернулись домой, где домработница уже готовила одежду для новорожденного. Предположительная дата родов была совсем близко, и Ай Цин хотел, чтобы это случилось дома и он мог сидеть рядом с женой и наблюдать за появлением на свет этого нового, незапланированного члена семьи. Ребенок родился 18 мая 1957 года в два часа пополудни. Когда акушерка обрезала обмотавшуюся вокруг моей шеи пуповину, на выбеленный потолок брызнула кровь — словно «облако цветущей вишни», заметил отец.
Отец наугад открыл «Цыхай»[25] («Океан слов»), закрыл глаза и ткнул пальцем. Палец угодил в иероглиф «вэй»
который означает «еще нет». «Давай назовем его Вэйвэй», — сказал он.Вскоре после моего появления на свет родители вступили в самую тяжелую пору жизни, и, по их наблюдениям, именно с меня начались их злоключения. На самом деле, конечно, трагична не только судьба отца: сотни тысяч интеллектуалов стали жертвами расправы. Только недавно Мао настаивал, что сто цветов должны расцветать и сто направлений научной мысли должны соперничать, и вдруг он радикально сменил позицию. В эссе, озаглавленном «Дело принимает другой оборот», которое в партии стали распространять 12 июня 1957 года, он использовал термин «правый элемент» для обозначения критиков партии. Он считал, что эти поклонники буржуазного либерализма принципиально против монополии Коммунистической партии на власть.
Оказалось, что все эти разговоры, поощряющие честное обсуждение, были всего лишь спланированной попыткой «выманить змею из норы». В ходе апрельского совещания некоторые сказали то, что на самом деле думали, и Мао решил, что они стремятся к власти. Угрозу, исходящую от «правых элементов», он описывал все более зловещими словами: «Противоречие между буржуазными правыми элементами и народом — враждебное, неразрешимое, смертельное». Неуверенность в себе и обида заставили Мао дегуманизировать своих критиков в гротескной манере: «Целая стая рыб сейчас сама всплыла на поверхность, и нет необходимости браться за удочку. Притом всплыли не обычные рыбы, а, вероятно, акулы с острыми зубами, которые тщетно пытаются уничтожить коммунистическую партию».
В этот неподходящий момент в июле 1957 года Неруда приехал в Китай во второй (и последний) раз. Несмотря на тучи, которые сгущались над головой отца, ему разрешили сопровождать поэта в поездке по юго-западной и центральной частям Китая. Ай Цин прилетел в Куньмин встречать Неруду и его жену Матильду, а также бразильского писателя Жоржи Амаду с женой Зелией, и все вместе они объехали Юньнань, Три ущелья и город Ухань.
Неруда потом вспоминал в мемуарах: «В Куньмине, первом городе после пересечения китайской границы, нас ждал старый друг, поэт Ай Цин. Его смуглое широкое лицо, сияющие озорством и добротой большие глаза, его быстрый ум — все предвещало удовольствие во время этого долгого путешествия».
«Как и Хо Ши Мин, — продолжал Неруда, — Ай Цин принадлежит к старой гвардии восточных поэтов, закаленных колониальным гнетом на Востоке и тяжелой жизнью в Париже. Выйдя из тюрьмы на родине, эти поэты, чьи голоса так естественны и лиричны, становились за рубежом бедными студентами или официантами. Они никогда не теряли веры в Революцию. Нежные в поэзии, но несгибаемые в политике, они успели вернуться домой, чтобы исполнить свое предназначение».
Но в Китае человеческое предназначение часто определяется политическими силами, а не личным выбором. Если верить Неруде, Ай Цин и другие его китайские друзья «ни разу не сказали и слова о том, что находятся под следствием, и не упоминали, что их будущее висит на волоске», и Неруда был в ужасе, когда, вернувшись в Пекин, узнал, что Ай Цин стал жертвой преследования. Отца не было в толпе провожавших Неруду. В следующий раз в культурных кругах Пекина он появится только через двадцать лет.
По всей стране проводилась кампания по борьбе с «правыми элементами». В Союзе китайских писателей все началось с очернения Дин Лин. Один за другим люди изобличали ее, называя «антипартийным элементом», обвиняли в капитуляции перед врагом или стремлении к независимости от партии. Коллеги, которые лишь недавно пожимали ей руку и весело болтали, теперь отворачивались от нее — пугающий пример того, как быстро люди способны сменить свою позицию.
Ай Цин, однако, вступился за Дин Лин. «Как вы можете быть такими бессердечными? — возмутился он. — Неправильно поливать своего товарища грязью, будто это закоренелый преступник. Фанатичные нападки неприемлемы». Эти слова не только не спасли Дин Лин, но и навлекли катастрофу на него самого. Отец разворошил осиное гнездо, и теперь на него налетели со всех сторон.
С начала июня до начала августа 1957 года Союз писателей провел двенадцать собраний, на которых присутствовало более двухсот членов партии и беспартийных авторов, чтобы разоблачить антипартийный заговор, который якобы возглавляла Дин Лин. В Жэньминь жибао в честь этого события напечатали передовицу с торжественным заявлением, что Ай Цин и несколько его ближайших друзей по
