вертолет, мигая посадочными огоньками и кружась над людьми, начал снижаться и опустился на берег в каких-нибудь пятидесяти ярдах от толпы. Хатчинс хотел было двинуться вперед, но — приказам надо подчиняться — остался стоять на том же месте.

Теперь он уже видел его; тот на мгновение задержался в проеме вертолетного люка. Хатчинс внезапно задохнулся и тут же почувствовал, как медсестра прижалась к нему, ее ладонь коснулась его руки.

Дэмьен спрыгнул на берег и стоял неподвижно, пока вертолет, взлетев, покружил немного над морем и исчез за горизонтом.

Воцарилось молчание. Дэмьен чего-то ждал— одинокий темный силуэт на фоне берега. И вдруг он возвел руки к небу.

— Ученики Царя Ночи, — прокричал Дэмьен. — Я стою перед вами от имени единственно подлинного Бога — князя Подземной империи, сброшенного с небес, но ожившего во мне.

Он помедлил, затем продолжал:

— Вы слышите меня?

И каждая женщина, и каждый ребенок, и каждый мужчина в один голос ответили:

— Мы слышим и подчиняемся.

Свет маяка вновь достиг скал, выхватив из тьмы лица, застывшие в немом повиновении и страхе. В этом неярком свете Хатчинс на мгновение уловил выражение лица своей соседки: глаза горели возбуждением, губы были влажными.

— И теперь я вам приказываю, — опять раздался громкий голос Торна. — Найти и уничтожить младенца — На- заретянина.

Медсестра ближе придвинулась к Хатчинсу.

— Убейте Назаретянина, и я буду царствовать вечно. Если вам это не удастся, я погибну.

— Нет, — прошептала Ламонт, — я не допущу промаха.

— Убейте Назаретянина, и вы, мои ученики, унаследуете землю. Если вас постигнет неудача, вы бесследно исчезнете. Убейте Назаретянина, и вы познаете райскую жестокость и восторг отца моего.

Ламонт вцепилась в руку Хатчинса, и тот почувствовал, как она всем телом прижалась к нему.

— Если гам не удастся сделать это, вы будете навечно прокляты в объятиях немощного и вялого Христа.

И вновь он до крика повысил голос:

— Вы слышите меня?

— Мы слышим и подчиняемся, — хором прозвучал ответ. На этот раз значительно громче.

— Ученики Царя Ночи, нельзя откладывать. Убейте Назаретянина, и мы победим. Отныне и во веки веков. Вы слышите меня?

— Мы слышим и подчиняемся.

Дэмьен стоял перед толпой, отовсюду до него долетали слова: «Убить Назаретянина. Убить Назаретяина…» — и это многоголосие уплывало в море и далекое небо.

В последний раз прокричав эту фразу, Хатчинс рванул к себе медсестру, и она вцепилась в него, на ходу раздирая одежду. Они тут же начали совокупляться, по-звериному хватая друг друга, совершенно забыв об остальных и не осознавая, что другие делают то же самое, а дети наблюдают за ними… И когда оргазм всколыхнул его тело, Хатчинс услышал крик своей партнерши, перекрывающий все остальные голоса: «Дэмьен, я люблю тебя», но ревности он не испытал, ибо в этот миг кричал то же самое.

Глава пятнадцатая

Барбара Дин влюбилась в Лондон с первого взгляда. От их домика в Хампстеде так и веяло уютом. Он был таким очаровательным: с небольшими комнатками и огороженным садиком. Барбара с нетерпением дожидалась лета, когда распустятся цветы и она, наконец, порадует новых друзей своим умением создавать барбекью. А до чего красивы были лондонские улочки — такие узкие и своеобразные! Барбару поразили и антикварные магазины. Очень скоро она как-то механически перенесла свое восхищение английской столицей и на жителей Лондона. Они показались ей такими чудесными! Конечно, среди ее'новых знакомых встречались и такие, что вели себя с Барбарой несколько заносчиво. Иногда ей даже думалось, что они просто насмехаются над ней. Что за слово употребил тогга Харвей, рассказывая ей об этих людях? Барбара порылась в памяти и нашла его. «Высокомерные». Вот именно. А впрочем, это не имело значения. Похоже, этим англичанам и полагалось быть именно такими: высокомерными и отчужденными. Пожалуй, Барбара разочаровалась бы, окажись они вдруг другими.

Хампстед являлся для Барбары Дин вершиной мечтаний, особенно теперь, когда она стала матерью. Это был идеальный уголок для воспитания ребенка.

Напевая про себя, Барбара составляла список покупок. Закончив писать, она заглянула в кошелек, проверила наличность и кредитки. Потом подошла к кроватке, взяла на руки младенца и, расцеловав, слегка потрепала его. Малыш разулыбался. Когда мать уложила его в коляску, он протянул к ней свои ручонки. И тут раздался стук в окошко. Барбара повернулась. Снаружи стояла женщина, ее ровесница. «Английская роза», — как окрестил ее Харвей, — блондинка с розовыми щечками.

— Привет, Кэрол, — воскликнула Барбара, помахав подружке рукой, — я сейчас.

Она завернула ребенка в одеяльце, взбила ему волосики и, направившись к двери, крикнула:

— Харвей!

— Да, — голос Дина слабо доносился откуда-то из комнат.

— Я пошла в магазин с Кэрол.

— О’кей.

— Малышка со мной.

— О’кей.

Барбара опять принялась что-то напевать про себя. Она повернулась и выкатила коляску в сад перед домом. Коляска Кэрол находилась возле калитки, и Барбара поставила свою рядом. Женщины с обожанием рассматривали с^оих младенцев.

— Прямо ка*к близнецы, — заметила Кэрол.

— Ну, в какой-то мере они и есть близнецы.

— В какой-то мере, — повторила Кэрол, чему-то улыбаясь. Барбара взглянула на подругу и рассмеялась.

— Только после тебя, — сквозь смех выдавила она.

— Нет, это я после тебя, — заходилась бессмысленным хохотом Кэрол.

Заливаясь смехом, как две школьницы, они выбрались на солнышко и покатили свои коляски вдоль улицы.

Дин некоторое время постоял у окна, наблюдая за женщинами, пока те не скрылись из виду. Затем вернулся к письменому столу, где были разбросаны листы. Дин аккуратно собрал их в стопку. Это были фотокопии свидетельств о рождении. Хатчинс славно справился с заданием. Он был знаком с клерком из нотариальной конторы. Никому и в голову не пришло что-либо заподозрить, когда Хатчинс заглянул в контору и поинтересовался какими-то документами. Предполагалось, что это в порядке вещей, когда молодой юрист нуждается в определенных сведениях.

Дин перелистал свидетельства. Потом несколько минут сверял их со своими списками. Сличив данные, Дин вытащил из портфеля радиотелефон.

Сделав глубокий вдох, он на мгновение прикрыл глаза. И набрал номер.

— Петерсон? — заговорил Дин в трубку. — Это Харвей Дин. — Он помедлил, затем резко оборвал начатую Петерсоном пустую болтовню. У него не было сейчас на нее времени. К тому же Дин находился не в лучшем настроении. — Ведь ты работаешь в этом секторе? ТК 1423 до ТК 2223. Понятно?.. Отлично. У тебя еще три в Ливерпуле.

Дин взял в руки три верхние фотокопии и прочитал адреса. Затем набрал следующий номер.

* * *

Когда с покупками было покончено, обе женщины сложили пакеты на сетчатые поддоны колясок. Ребенок