Ну ладно, допустим, не с первого раза…

Пальцы по иконкам на сенсоре промазывают…

Сконцентрировавшись, всё-таки набираю его.

— Да. Надь? Ты чего молчишь?

Лёгкое раздражение вздыхает в его голосе… И всё! Я забываю, зачем вообще звонила.

— Тим, почему ты такой лох?

— Не понял.

— Вам с Ирой ночью вообще нечем заняться?!

— Надь… — теряет терпение.

— Ты её не потерял нигде? Нет? Проверь. А то ещё не жена, а уже рядом с тобой скучает.

— Может, хватит уже хернёй страдать? — огрызается грубо. — Истеричка.

Не могу слушать дальше. Обида на весь мир накрывает горячей лавиной. Завершаю звонок и сгибаюсь, глотая холодный воздух. От его слов внутри пульсирует синяк размером с мяч.

Я думала, что всё рухнуло, когда про свадьбу узнала. Нет. Я просто всегда была недостаточно хороша для него.

А кто тебе, сволочь, так планку поднял? Не я ли своим обожанием?!

Не проходит минуты, как следом выходит Ремизов. Стоя в одной футболке на промозглом ветру, даже не ёжится. Достаёт сигарету, опираясь плечом о стену.

Щёлкает зажигалка, выхватывая из темноты его профиль.

Чувствуя, нарастающее раздражение, направляюсь обратно к двери. Ещё один рыцарь неприкаянный…

Я даже моргнуть не успеваю, не то что огрызнуться, когда Марк резко перехватывает меня рукой под грудью и впечатывает спиной в своё каменное тело.

— У тебя сырники дома остались?

Хриплый голос бьёт под колени, заставляя ватное тело льнуть к нему ближе в поисках опоры. И я снова не нахожу в себе сил сопротивляться исходящей от него защите.

— Нет. Только холодная двуспальная кровать… Будешь?

*Пропих — попытка протолкнуть шарик кием, а не битком.

Глава 12

В бильярдной баталия в самом разгаре.

— Вам ещё долго? — Хмурюсь, обращаясь к Маринке. Шаров, рассыпанных по зелёному полотну, больше, чем было пару минут назад.

Лиам, занятый своим правым ботинком, стреляет по ней жгучим взглядом из-под чёлки.

— А это зависит от того, когда Марина Андреевна признает поражение.

Аверина-то и сдастся? Ну, удачи, парень…

Краешек её упрямо сжатых губ дёргается в усмешке.

— Нашла кого слушать. Дала мальчишке партию форы, он и поверил в себя.

Он разгибается, нависает над ней на добрую голову.

— Мечтай… — что-то ещё мается в интонациях, провокация… предупреждение даже. Но это ощущение он быстро смазывает широкой улыбкой. — Профи могут нагнуть только развязанные шнурки.

От его взгляда ледяные мурашки. Маринка тоже ёжится.

Торчать здесь до рассвета не совсем то, чего мне хочется. И совсем не то, чего требуют требовательно впившиеся мне в талию пальцы Ремизова. Но оставлять их вдвоём почему-то тревожно.

— Отойдём? — Киваю в сторону.

Едва расстояние позволяет открыть рот без риска быть услышанными, склоняюсь к уху подруги.

— Езжайте, — шепчет Маринка на опережение.

— Давай уедем вместе.

— За меня не переживай. Максимум через час буду дома.

— Нам всё равно по пути! — пытаюсь настоять, но она отрицательно мотает головой.

— Иди. Звёзды говорят, что нас обеих ждут перемены. Ты на свои можешь влиять. Не трать впустую время.

Ощущение паршивое. Как будто прощаемся.

— Я позвоню. Напиши, если доберёшься раньше, — бросаю тихо.

— Надь…

Оборачиваюсь, не сделав и трёх шагов.

Аверина с интересом смотрит мне за спину.

— Подумай хорошо, на чём прокололась в прошлый раз. И больше так не ошибайся.

— Лады, не буду, — подмигиваю полушутливо.

Ремизов ведёт машину с уверенностью человека, у которого всё под контролем. Никаких заносов на поворотах и спешки на светофорах. Почему-то вспоминается, что Тим всегда топил педаль в пол, будто боялся опоздать вне зависимости от того, куда он ехал.

— Так и будем молчать?

Бросив короткий взгляд на меня, Марк перестраивается в левую полосу. Его показательно ровный будничный тон бьёт по истрёпанным в ноль нервам.

Отворачиваюсь к окну, за которым начинает мелко накрапывать.

— А нам есть о чём поговорить?

Уже сидеть с ним в одной машине чертовски неуютно. Не получается расслабиться. Просто не могу. Впускать его в душу?

Страшно.

— Попробуй, узнаем. — Он ловит правой рукой мои пальцы, и меня это снова пугает.

Жест какой-то совсем неуместный, интимный. Интимнее, чем если бы лапал колено. Обычная похоть, она понятная и безопасная. А вот так риск втянуться больше в разы.

Защитные реакции бьют по мозгам, не давая времени одуматься.

— Слушай, а чем ты Ирку не устроил-то?

— У неё спроси.

— А сам прямо ни разу не задумывался? — Перевожу на него взгляд.

Марк сидит, откинувшись на спинку кресла: расслабленная рука держит руль, взгляд лениво следит за дорогой. Такой хищный, уверенный в себе зверюга. И ответ прям… Напрашивается.

— Для меня это не имеет значения.

Полагаю, как и её желания. А Тим во всём стремится угодить…

Что ж, выбор очевиден.

Непонятно другое. Что у Солнцева не так пошло со мной? Каких я таких невозможных поступков потребовала?

Вообще за всё время.

Отказалась поехать за ним в столицу?

Но мне хотелось, чтобы он сам пожелал здесь остаться. Это казалось правильным.

Смолчала. Хотя оказалась права. И вместо бабочек в груди осталась с острым ощущением ненужности. С участием, выцеженным сквозь зубы.

С его досадой.

И равнодушием.

По сути, и терять было нечего, кроме убитого впустую времени.

Давно надо было перестать искать ему оправдания. Но там, в нашем прошлом, Тим до сих пор встречает меня с ромашками у школьных ворот. Улыбается, кружит как маленькую… Стоит только зажмуриться. И, кроме острой обиды, больше ничего не чувствую. От злости слепну практически.

Ненавижу его.

Я задыхаюсь, реально задыхаюсь, едва начинаю об этом думать. И совсем не думать пока не получается.

Стараюсь, вся вымоталась, а не вывожу. Мне постоянно приходится чем-то отвлекаться. Или кем-то. Просто необходимо. Но пока только Марк способен полностью занять моё внимание. И я переношу наши руки ниже. Сжимаю его пальцы на своём колене, с нажимом веду вверх по бедру… Через мгновение он уже сам понятливо и нагло шарит по моему телу, с неохотой отвлекаясь на дорогу.

А ещё через пару минут паркует машину у театра и притягивает меня к себе, ураганом оттесняя к дому. Отбирает ключ, сам отпирает дверь, потому что у меня пальцы потряхивает. Он врывается в моё пространство словно шторм. Вдохи и выдохи экономить приходится...

— Притворись,