это сказал однажды один тихий человек, тихий и светлый. Но ведь и его музыка оборвалась когда-то, и душа его повисла в пространстве и ничего, ничего уже больше не могла… Вот точно так же, как сейчас у Тома.

Том понял, что стал невидимым. Точно таким же, как сам Невидимый флейтист. То есть он никуда не пропал, ничего особенного не произошло. Тогда бы люди хоть догадались, что они не видят. А так ведь уверены, что все видят, — и все топчут. Просто так, потому что не видят.

— Чего там еще видеть? Все на месте, руки-ноги целы. Только почему-то не может ни ходить, ни говорить. Кто его знает…

И вдруг… он ощутил на себе взгляд, не скользящий мимо, не рассматривающий, а входящий внутрь взгляд. Его увидели. Из груди его вырвался звук, которого он не издавал никогда. Боль или ликование? И смерть или жизнь? Одно мгновение, и вот — золотая флейта Тома запела, и как не бывало обрыва звука.

— Я жив! Жи-вой! Вот я!

Вот так и началась вторая жизнь. Их общая жизнь — Тома и Старой Девочки. Потому что это Она его увидела. А он — ее. Собственно, они оба услышали музыку и привели ее в мир. Вот и все.

Что за странное имя — Старая Девочка? Имя это или не имя, но вот как оно родилось:

— Мне кажется, я знаю тебя не с рождения, а с дорожденья, — сказал он.

— Ну, конечно, я знала тебя, когда тебя еще и в помине не было. Может быть, когда еще никого не было, я тебя знала.

— Как же это?

— Очень просто. Я ведь старая. Я очень старая. Старше мира.

— Но ты ведь юная, такая юная, как утро. Недаром на тебе это розовое платье. Розово-сиреневое, как рассвет.

— Ну да, конечно. Меня так и зовут Девочкой. Все зовут Девочкой. Я — Старая Девочка. Ах, Том, Том, что могло бы быть, если бы я не нашла тебя?! Твоя Флейта шла прямо ко мне, в самое сердце, и — вдруг оборвалась. Как я испугалась! Но никто не понимал, чего это я испугалась. Сколько я ни просила музыкантов помочь мне, никто не мог. Они совсем не знали, что такое твоя Флейта и куда она ведет. И вот тогда я ушла в этот лес, и стала звать, звать тебя. А потом затихла совсем. Твоя оборванная мелодия звучала во мне. Звучала и обрывалась, звучала и обрывалась. И вдруг я почувствовала: да разве можно слышать эту мелодию и не быть счастливой? Слышать и не любить… Так, чтобы найти… И тут я тебя увидела.

"Господи, как хорошо, что ты из плоти и крови, что ты не исчезнешь, не растаешь как видение, не оборвешься, как мелодия, что мы навсегда вместе!.."

— Том…

—Что?

В ее голосе был еле слышный укор, смешанный с нежностью и печалью.

— Том, не говори так. То, что из плоти и крови, тоже исчезает, почти так же, как видения… Кто знает (это она сказала почти шепотом), может наша плоть и есть видение…

И тут Тома охватила такая тревога, такая боль! — Нет! Нет! Нет! — закричал он.

— Ты должен обещать мне, что всегда, что бы ни было со мной, будешь идти туда, куда ведет тебя твоя Флейта. Обещай мне, что даже на меня — не оглянешься, если меня будут уводить от тебя. Ты не должен выбирать между мной и флейтой. Только Флейта…

— Нет, ты! — вскрикнул Том и осекся.

— Если пойдешь за Флейтой, то вернешь меня. Если останешься со мной и не пойдешь за флейтой — потеряешь меня.

Вот что помнил Том, когда сидел у постели, на которой умирала она — его любимая, его Чудо. Она еще дышала, но он знал, что в любую минуту дыхание может прерваться и тогда… Тогда расколется пополам небо и земля. Тогда ничего больше не будет. Но вот послышался слабый вздох. Такой далекий, точно со звезды донесшийся голос: "То-ом…" Ее голос или зов со звезды? Ее голос, ставший звездным зовом:

— Том, ты обещал…

И тогда он взял свою Флейту. Последнее, что он увидел, было Ее лицо, спокойное, как озеро в полном безветрии, и почти такое же белое, как подушка.

Неведомая сила влекла его отсюда. Он хотел крикнуть, остаться, прильнуть к ее лицу. — "То-ом…" — Ее голос уводил его от нее. И вот — огромная синяя тишина с одной звездой посередине. И эту тишину нельзя было нарушить. А звезда звенела ее голосом. И Флейта звучала. Музыка лилась, лилась и вела в такую глубину! И человек шел, плыл за музыкой в полной пустоте. Но она не страшила его. Она его держала, как пловца держит море. Человек плыл и плыл, а по лицу его текли и текли слезы, и падали, и повисали в темной синеве звездными искрами. И странная мысль пронеслась в голове у человека, что он причастен к этому звездному мерцанию. Среди этих звезд были и его повисшие слезы. "Слезы не пропадают, ни одна слеза не пропадает", — подумал он и потом уже совсем ни о чем не думал, только чувствовал, что погружается все глубже и глубже. Куда, Господи?

Огромные разноцветные звезды совсем рядом с его лицом. Плавают у глаз, лучатся всеми цветами радуги и живут. Они живые. И все-таки это слезы. Разрастающиеся, расплывающиеся слезы. Вот они слились в одну сплошную радугу, охватившую все пространство. И где-то в сине-серебряной части радуги — фигура. Постепенно вся радуга оказалась вдали, а синее серебро близко. Еще ближе… еще… И вот — женщина с белым, как снег, лицом, вся в окружении переливающихся синих и серебряных льдин. По неподвижному лицу Ее текли слезы. Текли и текли, как будто отделившиеся от нее самой, и превращались вдали в дрожащие звезды. И расплывались, и таяли, и снова текли. Неподвижное, невозмутимое Лицо, которое все время плакало… А слезы превращались в свет.

— Кто ты?

Она смотрела на флейтиста и молчала. А слезы продолжали течь, как звуки флейты.

— Кто ты?

— Хранительница света.

— Но ты… плачешь?

— А ты думал, что я холодная и жестокая Снежная Королева?..

— Нет… Этого не может думать никто, кто видит тебя. Ты… ты все время плачешь? Всегда?

И тогда она улыбнулась сквозь слезы. И в звуках музыки проступил такой покой!..

Так значит он есть