Шрифт:
Закладка:
И еще один урок преподносит нам Торелла. Не всегда он может (при его-то свободе действий!) засадить гангстера в тюрьму. И тогда действует в полном соответствии с известным принципом знаменитого Шерлока Холмса: «Если закон бессилен, мы должны пойти на риск». А кинематографисты не стесняются показать людям, каким образом это делается. Работа, что называется, на грани фола. Но — не для того ли существует повязка на глазах Фемиды: главное, чтобы не перевесило заключенное в преступнике неизмеримо большее зло.
Но вернемся к подполковнику. Человек не нервный, выдержанный, он не стал бы таскать повсюду пистолет, будь на хвосте хоть десять иномарок. Но, по оперативной информации, «авторитет» приказал добыть домашние адреса и подполковника, и всех его сотрудников. Стали известны и другие распоряжения мафиози. Сомнений не оставалось: это не просто попытка взять на испуг. В опасности — жизнь близких, и прежде всего детей. Тут уж и десять пистолетов не помогут, хоть обвешайся ими с ног до головы. Тогда-то и понял подполковник, насколько он не защищен, и что никто ему не сможет помочь, кроме него самого. Велел привести «авторитета» в свой кабинет и сказал примерно следующее: «Ты вел на воле свою игру, и я тебе не мешал. Я бы тебе с большим удовольствием мешал, если бы это было мое дело. Но мое дело в том, чтобы держать таких, как ты, за решеткой и оставить тебе как можно меньше шансов выскочить отсюда благодаря нелегальной связи с волей. Тебе это не нравится, ты пытаешься меня запугать. Не буду скрывать, мне страшно. Но не за себя, а за детей и внука. Но запугать меня тебе не удастся. На твоих глазах кладу пистолет в сейф и больше не ношу его при себе. Но запомни: если с головы моих близких или близких моих сотрудников упадет хоть волос, я возьму этот пистолет, зайду к тебе в камеру и всажу в тебя всю обойму».
«Авторитет» посмотрел в глаза подполковнику и понял, что это не очередная примочка мента. Ему действительно не жить, А жить хочется. И у него свои дети.
В тот же день иномарки исчезли и больше не появлялись у стен тюрьмы.
Ну и что же, хэппи энд? Нет, не уверен, что на этом сшибка закончилась. Не такие люди мафиози, чтобы не пытаться одержать верх. Это во-первых. А во-вторых, не один этот подполковник (по моим сведениям) пришел к мысли о допустимости самосуда. Не только он испытывает почти физиологическое отвращение к новым «хозяевам жизни». Зудят руки и у тех, кому до смерти надоело ловить мелкую уголовную рыбешку и видеть, как самая крупная уходит из сетей. Не поручусь, что и они, отчаявшись, не начнут воевать с преступностью без следователей и судей.
1993 г.
ЛОВЦЫ И БЕГЛЕЦЫ
Правосудию положено сажать преступника. Преступнику, естественно, бежать. Но бегут немногие. Самые крутые «авторитеты» почему-то вообще не бегут. Наверное, им и под замком живется неплохо. А может, есть надежда купить досрочное освобождение.
Кто же бежит и почему?
Прежде всего — расконвоированные. Те, кто осужден за не очень серьезные преступления. Кому до конца срока остались считанные месяцы, кто работает на воле, а в зоне только спит. Кому поверили, что не убежит. Кому вроде нет никакого смысла тикать. Именно такие люди, меньше других приспособленные для жизни взаперти, считают каждый день и час и, когда муки тоски по свободе, казалось бы, позади, срываются. Эмоции берут верх над элементарным здравым смыслом.
Бегут, затуманив мозги водкой или одеколоном. Бегут трезвые, как стеклышко, тщательно обдумав побег и даже согласовав с близкими. Жена увольняется с работы, покупает билеты, собирает детей, ждет в условленном месте на такси. И — всей семьей — в какую-нибудь глухомань. Чаще всего туда, где жили раньше или где живет родня. Где как раз и будут искать прежде всего. Ловцы-тюремщики только руками разводят: до чего же глупые люди!
Второе место среди беглецов занимают долгосроч-ники. Убийцы, бандиты, насильники, осужденные за участие в лагерных беспорядках. Те, кому досрочное освобождение не светит. Им терять нечего. Или разрушиться от онанизма и наркотиков в лагере, или пуля в спину — все едино.
Третье место делят проигравшиеся в карты и большие ревнивцы. Одних приводит в отчаяние перспектива расплатиться своей невинностью. Другие наивно считают, что если поколотят неверную жену, то она будет хранить верность до конца срока.
Особое место занимают курьезные побеги, высвечивающие колорит славянского характера. Одному зэку что-то не понравилось в колонии. Он написал жалобу. Ответа нет. Пишет вторую. Снова нет ответа. Тогда зэк говорит администрации: «Если не отправите третью жалобу, убегу!» Над ним посмеялись. А наутро хватились, в самом деле утек!
На другой день в областном управлении суета, а в приемной начальника — мужичонка. «Не до тебя, — говорят ему, — у нас побег». «Так это вы меня ищете!»
Иногда шутки заканчиваются кровью. Заспорили однажды зэки, заряжены ли у солдат автоматы. «На спор: патронов у них нет!» — заявил один. И полез через ограждения. Часовой дал очередь, и тело спорщика повисло на колючей проволоке. Вечером начальник спрашивает зэков: «Так есть у эмвэдэ патроны или нет?» — «Есть, начальник, есть», — мрачно отозвались зэки.
По статистике, каждый третий побег — групповой. А 90 процентов беглецов, оказавшись на свободе, совершают новые преступления.
Сезон побегов начинается в марте. Бегут чаще всего в выходные или праздничные дни, когда в зоне меньше персонала. Излюбленное время беглецов, разумеется, ночь, когда часовые клюют носами.
Спросите любого тюремщика, что самое кошмарное в его жизни. Любой и каждый ответит, не задумываясь: побег! Вот почему самые главные фигуры в каждой зоне — режимники и оперы. У них голова болит в первую очередь.
Из нескольких сотен зэков надо выбрать склонных к побегу, наладить через свою агентуру поступление информации. Кто-то сушит сухари, ищет инструмент для подкопа или перекусывания колючей проволоки, запасается деньгами, ищет вольную одежду. Верный признак: засобирался!
Накопительное дело на него! Вызвать под каким-нибудь
