мне на шею. Сдерживая вопли, пополз назад, как дед Вавила из виноградника. Метров через двадцать вскочил и помчался к поселку быстрее бешеной лисы. Отдышавшись, рассказал все Гришке. Он проникся. И на следующее утро мы отправились к яме. Почти не дыша, подползли к краю, набрались храбрости, заглянули. Яма была пуста. Ровное чистое дно, никаких следов страшной лапы. Утонула она, что ли, в рыхлом песке? Мы переглянулись.

Умный Гришка прошептал:

— Косточка.

Пошарили возле валунов, нашли обветренное расщепленное ребро. Симпатичное, как маленькая сабля. Я даже примерился ею помахать. Гришка отнял у меня саблю и подкрался к яме. Ребро шлепнулось на дно, несколько секунд ничего не происходило. Потом песок зашевелился, появились кривые когти на сморщенных пальцах. Казалось, что внизу шевелится мерзкий паук. Лапа слепо ткнулась в ребро, резко схватила его и быстро утащила под землю.

Мы отшатнулись, но… не удрали. Немного успокаивала мысль, что в светлое время оборотни не нападают. Лапа явно принадлежала оборотню, мы не сомневались. Сейчас она не казалась такой крупной, не больше моей ладони.

— Блюкантроп сидит под землей, — заявил умный Гришка, — и ждет, кто свалится в яму. Как муравьиный лев. А потом хватает и жрет…

Нам понравилось играть с чудовищем. С каждым днем тот, кого мы считали блюкантропом, внушал все меньше страха. Он никогда не высовывался весь, только шуровал по дну своей ловкой лапой. Наверное, ждал полной луны. А мы кидали ему цветные камешки, ракушки, кости. Некоторые подношения он утаскивал в подземное логово, но бывало, что с невероятной силой швырял обратно непонравившиеся предметы. Это было похоже на опасный поединок, но кто из мальчишек не рискует!

Ближе к вечеру лапа исчезала, а песок на дне начинал слабо светиться, словно окошко, затянутое бычьим пузырем.

Домашним ничего не рассказывали. Во-первых, выдерут, во-вторых, отнимут замечательную игру; мы боялись признать, что отцы и братья придут сюда с тяжелыми копьями и пронзят ими нашу яму.

Как-то Гришка принес вареное яйцо. Лапа ощупала яйцо и осторожно утащила сквозь песок, а спустя минуту выбросила вверх скорлупу. Мы пришли в восторг. Яйца, яблоки, куски лепешек, суповые кости ежедневно падали в гнездо маленького блюкантропа. Мы уже не сомневались, что это детеныш. Может, даже младше нас. Сидит там, в глубине, как в комнатке и скучает.

Гришка приволок к яме длинную ольховую ветку, сунул ее на дно. Лапа немедленно вцепилась в ветку и рванула к себе. Мы ухватились вдвоем, попытались вытянуть на свет загадочного обитателя подземелья. Куда там! Одной рукой, то есть, лапой он поборол наши четыре руки, вырвал ветку и, торжествуя, утащил к себе.

В тот день мы еще дважды пытались победить лапу, но она была очень сильная.

Настало время полной луны. В этот день мы заигрались и не заметили, как спустился вечер. Спохватились, собрались было бежать домой, но не успели. Сиплое рычание, голодное и злое, из-за противоположного валуна выдвинулась коренастая фигура. Кривые ноги, лохматое брюхо, желтые глаза на оскаленной морде. Оборотень? Он пригнулся, распахнул пасть: клац-клац! — мы заорали, но не сдвинулись.

Он прыгнул на нас через яму, так мощно и высоко ни одна собака не прыгнет, и оказался прямо перед нами, лютое чудовище, от него жутко воняло падалью и смертью, край ямы осыпался и оборотень сполз вниз. Он сразу же присел, собираясь выпрыгнуть, и я понял, что сейчас мы с Гришкой умрем. Тут из песка выскользнула маленькая лапа и вцепилась в толстый хвост твари. Оборотень взвыл и рванулся. Он был сильнее нашего друга, и упорно выволакивал его на поверхность. На фоне слабо мерцающего песка показалось сморщенное плечо, гибкая змеиная шея…

Но тут рядом с маленькой лапой взметнулся фонтаном песок, и из глубин вынырнула огромная, просто чудовищная лапища, которая тоже вцепилась в хвост оборотня.

Страшный зверь метался, как на привязи, рычал и щелкал челюстью, но некто могучий тянул-затаскивал его в песок. И тогда оборотень в отчаянии так дернулся, что его хвост с хрустом лопнул, и брызнуло краской, и его попа треснула пополам, словно по спелой тыкве полоснули острым ножом… он с диким воем выбрался из ямы и пустился наутек.

Большая лапа немедленно утащила хвост под землю, а маленькая растопырила пальцы, в восторге сжимая и разжимая кулак. И тогда я спустил ноги в яму, осторожно сполз на дно, схватил лапу за лапу и пожал ее. Ладонь была теплой, мягкой и смешной.

Кленовый лист на ветру

Марина Румянцева

Я встретил её в тот момент, когда вся моя жизнь, и я вместе с ней, летела в пропасть. Тогда я думал, что впустую прожигаю дни и занимаюсь не тем, и не там. Но она спасла меня, придав моему существованию смысл, хотя ей и самой была нужна помощь.

— Снова здесь? Вечером тебя не придётся выпроваживать?

— Налей сиропа и отвали.

— Кленового? — в голосе бармена слышалась издёвка.

— Какого фиго… вого дерева?! — Моё спокойствие улетучилось. — Я работаю на клёнах! Что. Ещё. Я. Могу. Пить?!

Каждый вечер я набирался в баре «Погодник» под завязку, и каждый вечер парень за стойкой спрашивал, что мне налить. Проклятье!

— Ну-ну, не кипятись, я просто уточнил.

Отвратительная, бесполезная работа по «Изящному спуску листьев». Красиво звучит, но на деле я просто срывал их с веток и бросал вниз, попутно выслушивая брань. Ругались все: дворники, прохожие, даже кошки! Последние особенно смешно шипели, когда листья падали им на голову. Не всегда случайно, надо признать. Должна же у меня быть хоть какая-то радость в жизни!

Работа сезонная и я либо переезжал с места на место, либо две третьи года бездельничал. Место Младшего духа — помощника в Департаменте Осени — казалось, это совсем не та должность, которой можно гордиться. Я предавался меланхолии и клял злую судьбу. Каждый день был похож на предыдущий. Скука!

Пока не увидел её — мою спасительницу. О, как она подставляла лицо ветру! Как улыбалась, как хохотала, когда лист опускался сверху. Она любила кленовые листья, их текстуру и аромат. Я и теперь, стоит закрыть глаза, вижу её улыбку и руки, играющие с ветром.

Вместе с ней и я полюбил всё это: осень, дождь, падающие листья, свою работу. И хотя смерть давно забрала её, в памяти она до сих пор сидит на скамейке под моим деревом, крутит листик и улыбается солнцу. Она принесла тепло в моё сердце, примирила меня с реальностью, и пусть мы незнакомы, но я помню тихое постукивание палочки, с которым она ворвалась в мою