и внук — проводили «безбабские» выходные.

А потом деда схоронили, отца повысили в должности, в результате чего свободного времени у него почти не осталось, да и сам Денис вырос. В итоге все прекратилось. Жаль.

На последнем повороте перед домиком, который дед почему-то завещал не сыну, а внуку, неожиданно занесло, но крузак не подвел, удалось тут же выровняться. И все же дальше Денис катился уже совсем потихоньку. Вот приметная, памятная еще с детства кривая сосна. Вот елочки-сестрички, которые, будто бы приглашающе расступаясь, открывали вид на занесенное снегом озеро и посеревшие от времени и непогоды бревна глухой северной стороны знакомой хибары.

Дед, или, может, даже прадед, выбирая место для рыболовно-охотничьего домика, не ошибся, все сделал очень правильно. Да и сам сруб сложил так, что стоял до сих пор, даже не покосившись. Одноэтажный и маленький — всего-то четыре на четыре. Зато теплый из-за большой каменной печи. А уж какой вид открывался летом с обращенного к озеру крыльца! В детстве Денис эту красоту как-то не ценил. А дед, посмеиваясь, говорил: «Мал еще, чтобы понимать, где тебя счастье ждет! Но ничего, повзрослеешь — поймешь».

Не желая машиной загораживать этот самый «вид на счастье», Денис остановился за домом, прямо на дороге. Было неправильно, но не Москва же — кому тут помешать-то можно? Взяв пакет с едой, он привычно сунул в карман куртки телефон, смотал было на кулак провод зарядника, но потом только глянул на него с усмешкой — в дедовой халабуде электричества отродясь не водилось.

— Ну и отличненько, — сказал сам себе Денис.

Зарядник отправился обратно в бардачок, а секунду спустя туда же нырнул и сам телефон. Ибо на хрен!

Насвистывая себе под нос и ведя рукой по седым бревнам, Денис обогнул угол… и замер, только теперь осознав, почему дорога была прочищена — перед дедовым домишкой, как раз-таки загораживая вид, стояла присыпанная снегом Нива, а из небольшого оконца дома прямо под ноги падал квадрат зыбкого света. Свеча? Старая, еще дедова керосинка? Но кто?..

Шагнув ближе, Денис приподнялся на цыпочки, но так ничего и не увидел, а потому, примерившись, наступил краем ботинка на здоровенный валун из числа тех, на которых лежал нижний венец дома, подтянулся вверх и все-таки заглянул в окно. Свет действительно давала керосиновая лампа. Но и не одна она: в старой настольной плитке горел газ из стоявшего тут же на полу баллона. А на нем кипятилась большая алюминиевая кастрюля. Это, конечно, уже само по себе было удивительно, но все же настоящий шок Денис испытал, когда к плитке шагнула какая-то женщина.

Узкая спина в сером свитере, голубые джинсы, заправленные в берцы… и лохматая светлая шевелюра, при одном только взгляде на которую в груди что-то сместилось так, будто съехались, врезавшись друг в друга обычно малоподвижные плиты Русской равнины.

Да нет, не может же быть, чтобы… Денис и сам не понял, что собрался делать, когда по ту сторону стекла на подоконник прямо ему под нос вспрыгнул одноухий полосатый кот и заорал, скаля клыки и пуча единственный глаз.

— Едрить… — выдохнул, почти выкрикнул Денис и, от неожиданности потеряв равновесие, сверзился вниз.

Особо больно не было — снег принял ласково, но от общего изумления тело будто приморозило. Ни рукой шевельнуть, ни ногой. Только лежать и вращать ошалело глазами, попутно разевая рот.

В доме затопотали, загавкала собака, явно проспавшая чужое присутствие и теперь отрабатывавшая пайку с особым усердием, распахнулась дверь.

— Тузик, стоять! Нельзя, Тузло, нельзя!

Но этому самому Тузлу сказанное было, кажется, по фигу. Он в два прыжка одолел расстояние до Дениса, все еще возившегося полудохлым жуком, и навис над ним, вывалив здоровенный розовый язык.

— Не шевелитесь, и он не тронет.

— Я и не шевелюсь.

— А вы кто?

— По традиции — конь в пальто. А вы? И что, собственно, делаете в моем доме со всем этим зверинцем?

— В вашем?..

Торопливые шаги простучали по звонким от мороза деревянным ступеням, заскрипел снег, и над Денисом теперь нависли уже два, прости господи, лица — собачье и человечье.

— Машка… — все еще не веря себе, выдохнул Денис. — Машка.

— Денис… Денис!

Машка склонилась ближе, улыбаясь растерянно и неверяще, собака — здоровенный кудлатый зверь неизвестной породы, страшный будто все гончие Ада — тоже сунулась прямо в лицо и вдруг, вместо того, чтобы отгрызть незваному гостю что-то жизненно важное, принялась лизаться.

— Фу, Тузло, фу! Да отвали ты, дохлятина кудлатая. Денис! Денис, ну вставай же. Замерзнешь. Ты как тут? Вот уж не ждала…

— Да я и сам… не ждал, — поднимаясь и отряхиваясь, проворчал Денис. — Ты-то здесь как?

Лицо Машки вдруг мигом осунулось, как-то даже посуровело, замкнулось. Она глянула на так и оставшуюся открытой дверь и махнула рукой в ее сторону:

— Пошли в тепло. Там и поговорим.

В доме пахло едой. Причем так вкусно, что у Дениса забурчало в животе. Машка хмыкнула и полезла на полку, которую мастерил еще Денисов отец. Оказалось, за мисками. Они тоже помнились очень хорошо — алюминиевые, одна целая (ее всегда отдавали Денису), и две с немного примятыми невесть кем днищами. Машка все три, понятно, доставать не стала, но целую опять-таки плюхнула перед хозяином дома, который сейчас ощущал себя не иначе как незваным гостем.

— Что там у тебя?

— Щи.

— Вчерашние?

— Не угадал. Позавчерашние. Не будешь?

— Буду, конечно.

— Хлеба только нет. Не ездила сегодня никуда.

— Хлеб! — Денис хлопнул себя по лбу и помчался на улицу, где в сугробе так и остался валяться пакет со жратвой, купленной на бензозаправке.

Пес, шнырявший рядом, уже во всю к его содержимому принюхивался, но пока деликатничал — не трогал.

— Фу, Тузло, — сказал ему Денис, стараясь быть убедительным, и пакет забрал.

Машка все еще посматривала растерянно, явно не зная, чего ждать от внезапного визита. И в то же время в этих взглядах было столько неприкрытого восторга, что даже неловко делалось. Совсем ведь не изменилась — чуть больше вытянулась и немного покруглела местами. А вот с лица детская округлость как раз ушла. И все же прежняя слишком хорошо памятная девчонка будто бы улыбалась Денису из глубины Машкиных глаз, пряталась в уголках знакомых пухлых губ, манила темной родинкой на правом виске.

Поцеловать бы ее… Эх…

Щи оказались адски горячими, но чертовски вкусными — на тушенке, как в детстве. В Москве такие Денису никто не варил, а в общепите было либо говно, либо с мясом — вкусно, но не