Шрифт:
Закладка:
В башне немноголюдно, заселена пара верхних этажей. Что ниже — я не знаю, доступ для нас закрыт. Под «нами» я подразумеваю несколько десятков человек научных и инженерных кадров, которых собрала и поселила тут Берана. Своего рода общежитие, только очень роскошное. В нём живут те, кого пригласил в город Креон; их принято называть «внешниками». После убийства Верховного они лишились нанимателя и оказались в ситуации полной неопределённости. Калидии на них плевать, она, возможно, даже не в курсе их существования. Промы не занимаются научными проектами, им бы производства свои не потерять. Городской персонал их терпеть не может, потому что они получают гораздо больше и живут гораздо лучше. Получали и жили. При Креоне. Почти как я. Правда, в отличие от меня, в низы их не выкинули. По крайней мере, не всех.
Какая-то коллизия со спецами всё же произошла. Разговаривать они об этом не любят, да мне и не особенно интересно, но, к примеру, семейная пара, с которой я контактирую по проекту, потеряла двух дочерей. Они просто исчезли, и следы их затерялись в низах. Я не стал им говорить, что две девчонки необычной внешности (их мать имеет удивительные раскосые глаза, а отец — статный блондин), оставшись одни в низах, вряд ли будут благополучны. Думаю, родители и сами об этом догадываются.
Берана очевидно забрала к себе не всех «внешников». Что стало с остальными, я не знаю. При Креоне их было несколько сотен, они занимали целую высотку, которая теперь стоит заброшенной. Приглашённые научные и инженерные кадры больше не нужны, перспективные проекты курировал сам Верховный, без него город катится по инерции. Или, точнее, под уклон.
Я не общаюсь с внешниками. Во-первых, у меня, как у любого обычного горожанина, есть в отношении них предрассудки. Странные люди, непривычная внешность, необычное поведение, некоторые даже говорят неправильно, путая или коверкая слова. Во-вторых, я не общительный. Мы встречаемся вечерами в общем холле, выпиваем, раскланиваемся, обмениваемся ничего не значащими репликами и расходимся по своим апартаментам. Я бы охотно игнорировал собрания, но таково требование Бераны. Она считает, что это «формирует команду». Я так не думаю, но с ней лучше не спорить.
По моему проекту я пересекаюсь с несколькими внешниками, в первую очередь, с упомянутой уже семейной парой, потерявшей дочек, — они работают с тем самым бионейрокластером в низах. Как бы мне ни было неприятно это признавать, но ряд сложных программных задач проще и быстрее решать через него. «Брейнфреймы» — так называют их внешники — позволяют избежать программирования. Если достаточно детально описать задачу, то они выдают сразу готовый код. Он часто непонятен, но работает, а это главное. Минусы такого «программирования» — чтобы что-то добавить, убрать или изменить в функционале, нужен опять же бионейрокластер, желательно тот же самый. Человеку детально разобраться в их коде практически нереально. Работать с ними могут далеко не все, это не компьютер, которому можно написать последовательность команд, переменных и условий. Работа с «брейнфреймами» напоминает общение с каким-то почти разумным, но очень странным существом с непривычной логикой, которое ещё надо уговорить выполнить вашу задачу. Она ведётся через «прямой интерфейс», когда оператор надевает на голову шлем и оказывается как бы на одном ментальном уровне с устройством… Я этого не могу. Голова, видимо, не так устроена. Поэтому приходится задействовать внешников. Я как можно подробнее формулирую им задачу, они передают её бионейрокластеру, тот выдаёт готовую программу, я её тестирую в виртуалке, говорю, что доработать, процесс повторяется. Потом тестирование на железе — и всё сначала, потому что непременно вылезет что-нибудь незамеченное на моделях. Алгоритм привычный, при Креоне занимался примерно тем же самым. «Брейнфреймы», что бы это слово ни значило, в своё время позволили в кратчайшие сроки наклепать кучу прошивок, что, с одной стороны, обеспечило нас рендом, а с другой — лишило детального контроля над ситуацией. Большая часть их кода совершенно непонятна, без бионейрокластеров его не поменять, а те управляются в основном внешниками. Среди горожан тех, кто способен стать оператором, нашлось очень мало. Я бы предпочёл обойтись в своём проекте ручным программированием и мощностями вычислительного центра, но снова, как и во времена кризиса, фактор времени важнее всего остального.
* * *
В своих апартаментах я живу не один. На третий день после переезда обнаружил в одной из спален скромно сидящую на краешке кровати Седьмую. Включённую, но не знающую, что ей делать.
— Мне она больше не нужна, — равнодушно сообщила Берана.
— Не пригодилась? Или план не сработал?
— Пригодилась и сработал. Оригинал действительно повелась на бродящего по улицам клона — я постаралась, чтобы это попало в локальные новости. Мой расчёт был верен — они притащили мапу в своё убежище. Оказалось, что человек, которого я искала, выкупил кондоминиум в низах, и, оставив снаружи всё как было, внутри превратил в жильё не хуже здешнего. Мапа передала координаты, моя гвардия ворвалась туда, но они сумели как-то сбежать.
— От гвардейцев в оболочках? — удивился я.
— Это, как вы говорите, «внешники», у них оказались неожиданные возможности. Очень хороший специалист, но, к сожалению, оказался не настроен на сотрудничество. Я продолжаю контролировать здание, но вряд ли они вернутся, так что мапа освободилась.
— А мне она зачем?
— Вам нужно будет на ком-то испытывать «скорлупу». Она лучший кандидат, с открытым нейровентилем и функционирующей прошивкой. Одновременно и автономна, и управляема.
— Да, — признал я, — действительно редкая конфигурация, будет удобно при тестировании. Вся телеметрия доступна.
Теперь Седьмая живёт в соседней комнате. Хлопот от неё никаких, еда и прочее тут без ограничений. Поназаказывала себе зачем-то одежды, хотя никуда не выходит. Наверное, пытается компенсировать пустоту внутри. Волосы у неё снова белые, Берана удалила краску. Бродит по апартаментам привидением.
Я рассказал ей всё: про клонирование, прошивку, про бордель и так далее. Седьмая не устроила истерику, не впала в депрессию, не обрушилась на меня или Берану с обвинениями. Молчала сутки, потом