Шрифт:
Закладка:
Тогда он произвёл на меня сильное впечатление. Как говорится, достал до самой глубины души. Стоя рядом с этим воистину историческим экспонатом, ярко выделяющимся даже на фоне всего иного, мысли приходили в голову самые разные, но среди них не было ни одной легковесной, пустой, бессмысленной. Пожалуй, как раз тогда я и получил некий «заряд» особой уверенности в собственных силах, которая незримо, незаметно даже для меня самого помогала выскальзывать из таких передряг, которые по меркам многих даже реально крутых профи могли окончиться исключительно гибелью либо попаданием в лапы властей. Ан нет, всё никак не получалось меня ни прибить, ни отловить.
И ведь одним мечом не ограничилось! К нему прилагались его «родные» ножны, составляющие с оружием одно целое. Только по странной, непонятной мне причине, хранились они отдельно от клинка, не в собрании Каэтани, а в лондонском музее Виктории и Альберта.
Там я тоже побывал, тоже, хм, «прикоснулся» к ощущению, схожему с испытанному мной от клинка, пусть и несколько менее интенсивному. Клинок и ножны действительно являлись двумя частями одного целого. На ножнах присутствовала монограмма «ЦЕЗАРЬ», личная эмблема того Чезаре в виде языков пламени, а также сцена поклонения. Не ему, а «богине мира», но символистика и тут была очевидна.
Две разделённые и по сути не соединённые воедино части. Физически не соединённые, в то время как духовно — тут дело совсем другое. Я тогда почувствовал, как ощущения от меча и испытанное при внимательном, длительном взгляде на ножны, они словно притянулись друг к другу, переплелись, становясь единым целым. Одно из самых ярких впечатлений в моей жизни, даже несмотря на всё произошедшее потом, включая случившееся уже здесь, в ином мире.
Почему? Как я вообще мог забыть подобное? Вопрос, однозначного ответа на который я бы не смог дать. Если бы не случившееся с Алисой-Изабеллой, сходное по сути. И она и я забыли нечто очень важное, вспомнив лишь сейчас, после того, как самым краем сумели прикоснуться к загадке нашего тут появления, к понятию Дорога Миров и идущим по ней Шаг за Шагом людям, называющим себя Странниками.
— Чезаре? — вырвал меня из неоднозначных мыслей голос подруги. — Ты ведь что-то понял, да? Важное?
— Более чем, Белль, и это ещё очень мягко выражаясь. По ходу, мы сумели влезть так глубоко, что теперь, даже если б и захотели, обратно не вернуться. Слушай…
Слушать Алиса-Изабелла умела. Вот и на этот раз что в её уши влетело, то в голове и осталось, даже малой частью не вылетев. Единственное, что потом вылетало, так это уточняющие вопросы в большом количестве: дельные, уместные, помогающие нам обоим сложить мельчайшие детали мозаики в единое целое.
Общая картина, она таки да выстраивалась. Хрупкая, способная развалиться на составные части от малейшего дуновения, но затона ней начинали проступать контуры чего-то нового, ранее неизвестного.
— Перенос из одного места в другое, но при этом блок на части памяти, — задумчиво цедила слова девушка. — Но у меня «неуместный артефакт», память о нём, а вот у тебя вполне себе обычный меч и ножны.
— Не обычный, а символ. Важный, к тому же бывший олицетворением надежд и планов сама понимаешь кого.
— Но не артефакт. Обычный, хотя и очень умело сделанный. Или не такой обычный? Карта, которую мы нашли, она тоже простой лист бумаги.
— Зато изображено нечто очень непростое, — киваю, соглашаясь с подругой. Карта мира, которую тут никто не мог знать. А на мече… Два «цезаря», одна… Что одна, страна или судьба?
— Всё вместе! — прищёлкнула пальцами Белль. Румянец на щеках, глаза горят, кубок с вином давно забыт, отставлен в сторону, а сама она уселась «по-турецки» на одной кровати со мной. — Страна, которая была, но которой не было. «Цезари», похожие по взглядам на мир, замыслам, даже чертам характера. Взлёт к самым вершинам у одного, почти удавшийся взлёт туда же у другого. И оборванные жизни. У первого сразу, явными предателями. У другого похоже, но не так.А ведь мысль о создании Италии из ничего, из множества разрозненных кусков, она была такой… несвоевременной, такой чуждой всем. Только кое-кто плюнул на все препятствия и, пробивая преграды головами врагов и собственными силой и хитростью, чуть было не сотворил невозможное.
— Думаешь?
— Может быть, так, а возможно просто подсказали. Или помогли. История, она такая, — Белль неопределённо этак пошевелила пальцами, — такая часто переписываемая. Истину не всегда найти удаётся. И не нужно нам это сейчас, своих дел хватает.
Намёк понят, принят и осознан. По ходу, меня сюда перетащил не углублённый контакт с «неуместным артефактом», а «духовное прикосновение» к артефакту иного типа, скрытому от посторонних, но в то же время несущему в себе нехилый такой заряд той энергии, что использовалась Странниками в своих непонятных покамест целях. Может для сбивания со следа неких «охотников», а может для чего иного. Изучать тут ещё и изучать! Что до отсутствия непосредственного контакта с мечом и ножнами, так, по ходу, он не являлся обязательным, а лишь усиливал… нечто. Или просто произошла некая синергия, из-за чего энергетика принадлежащих тому Чезаре Борджиа предметов находилась уже на мою сущность, во многом перекликающуюся с великим италийским политиком и военачальником. Не зря ж Кардиналом прозвали, ой не зря! Итог? Образовавшийся «духовный якорь», к которому меня при смерти физического тела и притянуло, тем самым вырывая из… А из чего, кстати? Небытия? Иного типа перерождения? Попадания в условное посмертие варианта «каждому по вере его»? Не знаю, но узнать очень хочется.
— М-да, похоже с необходимыми условиями переноса не только разобрались, но ещё и удостоверились, — задумчиво так произнёс я, глядя до на потолок каюты, то на подругу. — К сожалению, причины блокировки маленькой, но важной части памяти так и остаются непонятными. Одни гипотезы.
— Зато гипотез много!
— Это как всегда.
— Но не просто так, не без цели и смысла, — с абсолютной убеждённостью в голосе произнесла Белль. — Мне кажется, блок возникает только тогда, когда человек не понимает, с чем именно контактирует. Вот этот ублюдок-тлатоани знал про Дорогу, Странников и прочее, потому у него таких
