Над головой не покрашенный фанерный потолок, слева дощатая стена… справа — большое помещение, заставленное койками, а на них люди…

— Очнулся? — раздался звонкий молодой голос чуть со стороны. — Видно, крепко она в тебя вцепилась! С того света вытащила!

Я повернулся. На соседней койке лежал молодой рыжий парень, лицо которого было сильно обожжено и забинтовано, но это вовсе не убавило его оптимизма. Он с трудом улыбался, сверкая белыми зубами, и с интересом меня разглядывал.

— С того света? — тяжело ворочая непослушным языком, уточнил я.

— Говорят, едва спасли, — подтвердил рыжий, — чудом уцелел! Хирург тебе попался — настоящий волшебник!

Вот, значит, как. Получается, та случайная пуля едва не прикончила меня.

— Но это было еще прежде, в полковом лазарете. А потом тебя оттуда изъяли, как тяжело больного, не подлежащего полноценному лечению в полевых условиях, и транспортировали сюда, в военный госпиталь. Мы сейчас в сотне километров от фронта. Думали, помрешь по дороге, слишком много крови потерял — так мне говорили, — но ты молодец, справился, дотянул! А тут всяко проще — кормят хорошо, спи себе, да восстанавливайся…

Суть произошедшего я уловил, вот только все никак не мог понять, каким образом в госпитале оказалась Настя. Или мне все же почудилось?

Я всегда знал, что обязательно встречу ее еще раз. Вот только мне казалось, это произойдет в более необычной обстановке: в театре, например, на премьере новинки сезона, или на променаде у моря… но где вероятнее всего встреть медсестру? Конечно, в больнице.

Осторожно спустив ноги на пол, я сел в постели и смог оглядеться уже чуть лучше. Палата была просторная, рассчитанная на несколько десяток коек, на каждой из которых кто-то лежал. Окна были распахнуты настежь, но дух в палате стоял тяжелый: больничных лекарств, пота и мочи. Последнее, понятно, утки убирают не каждые пять минут, а лежачие испытывают естественные позывы чаще. Некоторые тяжело стонали, мечась в бреду в полузабытье.

— Ноги болят, ноги мои! — скороговоркой повторял кто-то через пару коек от меня.

Кроме рыжего, никто интереса ко мне не проявлял.

— Нету у него ног, — пояснил он, мрачнея, — отпилили. Но тело еще помнит…

Я кивнул головой в знак понимания. Фантомные боли.

— Тебя как звать? — поинтересовался я.

— Гоша! Фамилия Березкин, — обрадовался парень, которому, судя по всему, было дико скучно валяться без дела целыми днями в постели в окружении раненых. — Стрелок-радист. 197-я танковая бригада, Свердловск. Подбили наш танк, но не повезло только мне — поджарился слегка… остальные уцелели и воюют дальше, а меня вот в госпиталь отправили.

Он виновато развел руками, которые тоже были перебинтованы. Да и под нательной рубахой просвечивали бинты. Крепко ему досталось. Но стрелок-радист не унывал и, хотя каждое движение причиняло ему явную боль, он стоически терпел.

— Чем все кончилось? Мы взяли плацдарм? — тяжело выдохнул я главный вопрос.

— Взяли! 5 августа освободили Орел! Какой салют дали в Москве! Аж в газетах об этом писали! Двадцать четыре орудия бабахнули по десять залпов в честь нашей победы! Мы к этому причастны, братишка! Представляешь⁈..

Я прекрасно представлял событие такого масштаба, вот только сейчас меня волновали иные моменты бытия, а не праздничные салюты.

На удивление, попытка сесть не причинила никаких особых болевых ощущений. Вообще, с того момента, как я открыл глаза, чувствовал себя нормально. Но если меня оперировали, вытащив с того света, то… подобное состояние не вполне естественно. По идее, я должен был лежать пластом еще долго, постепенно выздоравливая. Я же, хоть и ощущал легкую слабость в организме, но на этом все и кончалось. Болей не было, только голова немного кружилась и очень хотелось есть.

— Дмитрий Буров, 244-я челябинская танковая бригада, — представился и я, но рыжий замахал руками.

— Слышал я уже, как тебя зовут. Настасья Павловна тут три дня сидела, почти не отходя от твоей койки. Все пыталась до тебя достучаться! А ты лежал, бледный, без единой кровинки в лице. Рад, что выкарабкался, братишка!

Получается, в военном госпитале я провел не меньше нескольких суток. Плюс какое-то время заняла транспортировка, да еще операция в полевых условиях. Сколько времени прошло с того момента, как мы захватили танк? Четыре дня? Пять? Неделя? Судя по тому, что я у своих, операция завершилась успешно, и машину мы до наших позиций довели. Так, кажется, я совсем спятил! Ведь Гоша Березкин назвал дату, когда взяли Орел — 5 августа, а ранило меня в ночь на 28 июля. И после этого миновало еще как минимум несколько дней.

Я окинул Гошу внимательным взглядом. Выглядел он плохо — крепко досталось.

— Ты сам-то ходячий?

— Передвигаюсь, — пожал он плечами, — ожоги только болят. Мочи нет! Спать невозможно… быстрее бы подлечиться, и обратно к нашим!

Я тяжело встал на ноги, придерживаясь за дужку кровати. Получилось. И опять отсутствие особо неприятных ощущений — так, легкий дискомфорт, не больше — даже странно. Может, у меня атрофировалось чувство боли? Такое бывает, я слышал.

— Ты бы особо не плясал! — предостерег Березкин. — Швы разойдутся, поплохеет!

Я лишь отмахнулся:

— Вижу, ты уже тут старожил и все в округе разузнал. Просвети и меня!

За следующие четверть часа Гоша мне рассказал про госпиталь все, что знал сам. Наше временное «место заключения» представляло собой подобие небольшого городка размером метров примерно шестьсот на шестьсот. Основное здание госпиталя состояло из двух отделений, каждое по семь палат, и поликлиники. Все постройки были земляночного типа. Внутри стены были обиты досками, а потолки — фанерой. Перегородки утеплены слоем мха.

Помимо главного корпуса на территории находились канцелярия, морг, уборные, склады ОВС, ПФС и КЭО, пищеблок, электростанция, водокачка, общежитие для медперсонала, ледник, бензохранилище, овощехранилище, инфекционный корпус, баня-прачечная, конюшня и контора КЭО*.

*ПФС — продовольственно-фуражная служба, ОВС — обозно-вещевая служба, КЭО –квартирно-эксплуатационный отдел.

В целом, стандартный военный госпиталь, хоть и устроенный на скорую руку, но вполне достойный. В госпитале имелось два хирургических отделения на шестьдесят коек, три терапевтических отделения мощностью сто семьдесят коек и инфекционное отделение на сто тридцать коек.

— Кормят сытно, — закончил свой обзор Гоша, — я в деревне мяса и не видел-то, разве что в коровниках в живом, так сказать, виде,