Пойдем-ка, − сказал Луцифарио, бережно взяв мою руку своей лапой.

− Куда?

− На кухню. Готовить вам с хозяином романтический ужин, − честно признался он. − А то я вечно прерываю вас в самый неподходящий момент. Даже совесть мучает.

Романтический ужин… Я бы и от простого обеда не отказалась, ввиду того, что ела в последний раз за завтраком. Стоп! Какой-какой ужин?

− Луцифарио, а тебе не кажется, что для того, чтобы между мужчиной и женщиной мог быть… кхм… романтический ужин, они должны… как бы это сказать… состоять в… некоторых отношениях?.. − В очередной жалкой попытке возмутиться и покачать права я оказалась беспомощна и смешна: глаза суетливо изучали пол, язык еле ворочался, нужные слова отказывались подбираться, а уши предательски покраснели.

− Видишь ли, Алкэ, − по-отечески протянул демон, соединив кончики пальцев на лапах друг с другом, − быть может, я бы и стал изображать, что не замечаю того, что между тобой и хозяином происходит, и тех чувств, что вы друг к другу испытываете, если бы в течение последних четырех сотен лет не видел, как он мучается от любви к призраку, к мечте. А теперь, когда эта мечта стала реальностью, я не позволю ей рассыпаться в прах и развеяться по ветру от моих несвоевременных появлений и ваших с господином гордости и застенчивости.

Застенчивости? Нашей застенчивости?! Да, с тем, что сие качество характера присуще колдуну, я вполне могла согласиться, но утверждение о том, что оно хоть в какой-то мере присуще мне, казалось дико оскорбительным. Да у меня столько парней было! Да я никогда!.. Да я!.. Да я…

Я почувствовала себя кастрюлей, забытой на плите нерадивой хозяйкой, в которой, подобно молоку, закипает и раздувается гнев, готовый вот-вот выплеснуться и ошпарить Луцифарио. Краснота, на мгновение оставив уши в покое, живенько перекинулась на щеки, за пару мгновений залила все лицо и пошла пятнами по шее и груди. Выдать ее за внешнее проявление вспышки негативизма было несложно.

Гораздо труднее признаться себе в том, что демон прав и…

Да, я смущаюсь. Смущаюсь, как бы ни старалась бороться с этим чувством, скрывая его от других и себя. Смущаюсь, потому что Эдвин мне… небезразличен.

В отличие от всех тех парней, рядом с которыми я не испытывала смущения…

− Могу предположить, − участливо оскалился Луцифарио, заботливо взяв меня за руку, − что людям не очень-то приятно, когда об их сокровенных чувствах, скрываемых даже от самих себя, им сообщают посторонние. Но пойми меня, деточка…

− Я понимаю, − сказала я и доверчиво заглянула демону в глаза.

Окрыленный кулинарно-романтической идеей, Луцифарио парил над ломящимися от кухонной утвари столами и накаленными докрасна чугунными плитами на высоте висящих на стенах шкафов. Его белый фартук то и дело запечатлевал на себе свидетельства соприкосновения с разнообразными продуктами, поварской колпак вечно норовил сползти на курносый нос, а лапы прямо на глазах творили чудеса, заставляя всевозможные ингредиенты, от весьма аппетитных до самых неприглядных, очищаться, нарезаться, перемешиваться и готовиться, испуская пар клубами, а ароматы соблазнительными сочетаниями. Кое-что демон делал, ловко орудуя двумя имеющимися конечностями, а порой непринужденно колдовал, легонько щелкая мохнатыми пальцами, после чего котелки и сковородки возносились и переставлялись, наполнялись водой, лезли в печку или запрыгивали на плиту, фрукты, овощи или мясо сами ссыпались в подлетевшую емкость, сами же обмывались, нарезались и перемешивались в процессе термической обработки.

Луцифарио переполняли энтузиазм и гениальные идеи на счет рационального использования еще одной пары свободных ру… то есть, конечностей, посему он без долгих церемоний приступил к раздаче указаний по поводу того, чем и как я должна способствовать претворению в жизнь сверхсекретного плана «романтический ужин».

Хотя, судя по всему, сверхсекретным он оставался лишь для одного обитателя Черного замка, легко определявшегося методом исключения. По моему глубокому убеждению, оставаться в счастливом неведении должен был еще как минимум один человек. Демон к нему, конечно, не относился да человеком не являлся, однако, моего убеждения не разделял и все попытки отвертеться от работы пресекал на корню.

Любовь к пище уходила глубокими корнями в недра моего желудка, алчные и бездонные… Ей в противовес где-то в печенке давным-давно свилось гнусное гнездо отвращения к процессу ее приготовления.

Я постаралась как можно более красочно и поэтично описать свои поистине сложные отношения с продуктами питания Луцифарио, втайне надеясь, что горькая правда подарит мне сладостное безделье. Не тут-то было! Внимательно выслушав меня, демон почесал затылок, заставив поварской колпак неуклюже соскользнуть на морду, уцепившись на вздернутом носу. А затем, поправив головной убор, начал вдохновенно расписывать все прелести и радости готовки, перемежая рассказ тонкостями созданиями вкуснейших блюд (он приводил их для пущей убедительности, однако вместо обострения любви к кулинарии, у меня лишь обострился аппетит) и обещаниями обучить меня всему, что умеет.

Спорить с Луцифарио оказалось бессмысленным и, горестно вздохнув, я пообещала пересмотреть свои взгляды в ближайшее время, которое он решил не оттягивать надолго, торжественно вверив мне нарезку огурцов длинными тонкими ломтиками. Масса зеленого овоща прошедшего через мои руки убывала чуть ли не в половину в сравнении с той, что в них попадала. То же относилось и к другим относительно съедобным продуктам, к процессу приготовления которых я имела хоть малейшее отношение. По счастью, демон был слишком увлечен готовкой и не заметил подвоха, позволившего мне приглушить голодные завывания желудка.

− Скажи, госпожа, ведь Алкэ − не твое настоящее имя? − спросил демон, осторожно дуя на какое-то определенно вкусное варево, аккуратно зачерпнутое деревянной ложечкой из котелка.

− Ага, − небрежно подтвердила я, алчно глядя на ложечку с тайной надеждой полакомиться ее содержимым. − Его дали мне Белые маги.

− А ты знаешь, почему они назвали тебя именно так? − Моя надежда безвозвратно скрылась в пасти Луцифарио, вызвав у него удовлетворенное причмокивание.

− Не имею ни малейшего представления. − Сглотнув набежавшую слюну, я вновь погрузилась в нарезку овощей.

− Когда ты пришла в этот мир, то стала частью его, и он дал тебе имя на своем языке, ибо у каждой вещи, существующей в нем, должно быть название, отражающее ее назначение и сущность.

− Ну да. Мне Белые маги сказали то же самое. − Я равнодушно пожала плечами. − Правда мне всегда было интересно, откуда они узнали мое… название.

− Они умеют общаться с миром на его языке, который составляет их заклинания. Тебе, верно, интересно узнать, что означает «Алкэ»?

Я кивнула,