Шрифт:
Закладка:
О самом министре Дурново и его супруге современники отзывались как о людях «крайне провинциального пошиба… не семи пядей во лбу», преуспевших благодаря устройству пышных застолий и дружбе с генерал-адъютантом Рихтером[531]. В Петербурге молва утверждала, что отец Дурново послужил писателю Н.В. Гоголю прототипом Чичикова и накануне отмены крепостного права засветился в скандале со скупкой мёртвых душ[532]. Как бы там ни было, но Дурново-сын также отличался пронырливостью, что позволило ему добраться до правительственных верхов[533]. Вдобавок он был склонен к лоббированию карьерных и деловых интересов. Одним из приоритетов для него являлось протежирование закадычному другу Кривошеину: тот сначала отметился в ХОЗУ МВД, а затем собирался на весьма хлебный пост начальника Главного ветеринарного управления[534]. Но эти планы скорректировал не кто иной, как назначенный министром финансов Витте, искавший расположения Дурново и предложивший объединить усилия для проталкивания Кривошеина уже на очень значимую позицию главы МПС, которую сам только что занимал. В итоге Кривошеин оказался во главе путейского ведомства, а Витте — своим в этой влиятельной группе. Более того, министр внутренних дел стал выступать, можно сказать, в роли адвоката Витте: утрясал его (несостоявшуюся) дуэль после очередной ссоры с Гюббенетом, улаживал с Александром III нюансы второй виттевской женитьбы и т. д.[535]
При содействии Дурново новоиспечённый министр путей сообщения Кривошеин сразу представил всеподданнейший доклад о неудовлетворительности государственного контроля в железнодорожной отрасли. В результате была образована комиссия по пересмотру общего положения о надзоре за дорогами[536]. Это был прямой выпад против той системы, которую в бытность госконтролёром пробивал Сольский. Напомним: тогда МПС отстаивало право производить ревизии собственными силами, т. е. фактически желало проверять само себя, и теперь Кривошеин стремился к тому же, пытаясь избавиться от опеки контрольных органов. При существовавших политических раскладах Сольский не мог противодействовать этой инициативе, т. е. по сути идти на конфликт с Дурново. А тот действительно чувствовал себя по-хозяйски: после отставки Вышнеградского устроил для исполнявшего в течение пяти месяцев обязанности главы Минфина Ф. Г. Тернера постоянное время всеподданнейшего доклада, чего тот самостоятельно добиться не мог[537]. Для МПС Дурново выхлопотал право входить в Госсовет с докладом, «когда понадобится»[538]. Благодарный Кривошеин собирался поддержать идейно близкие им «Московские ведомости», обещая главному редактору В. А. Грингмуту разрешить продажу газеты на всех железнодорожных станциях Российской империи[539]. Помимо этого своим решением расторг действующие ведомственные контракты на типографские и переплётные работы, передав подряды по завышенным ценам кн. Мещерскому[540].
В то же время министр Кривошеин не обделял вниманием и коммерческую ниву. Чувствуя за собой мощную поддержку, он распорядился с каждого подписывающего у него в ведомстве контракт взыскивать многотысячные суммы на общеполезные, по его понятиям, нужды. С одного из таких контрагентов — англичанина Юза, владельца обширных каменноугольных копей и металлургического завода — потребовали сбор в 50 тысяч рублей. Тот согласился заплатить только 10 тысяч, и в контракте ему было отказано[541]. Другого подрядчика-иностранца, не внёсшего наложенного на него платежа, Кривошеин прямо обвинял в том, что зарубежный бизнес нацелен на одну лишь наживу и не желает ничего делать в пользу России[542]. Эти эпизоды получили огласку, последовали жалобы. Вдобавок ко всему Кривошеина уличили как крупного карточного игрока в игорных домах Петербурга[543]. Госконтроль установил, что в имение министра за казённый счёт проведена железнодорожная ветка, а также выявил раздачу выгодных подрядов: по снабжению — Струкову (брату кривошеинской жены), по издательским делам — Мещерскому. Кривошеин всё отрицал, а назначенная комиссия сенатора В.Р. Завадского не подтвердила выдвинутые обвинения, заявив, что их следует снять[544]. Глава МВД Дурново усердно защищал своего друга, называя всё происходящее клеветой и при этом постоянно напоминая о том, что порядочность Кривошеина может подтвердить министр финансов Витте, также приложивший руку к его назначению[545].
Очевидно, у госконтролёра Т.И. Филиппова не хватило аппаратного веса противостоять руководителю МПС и его высокопоставленным друзьям. Но тут для них наступил форс-мажор: скоропостижно скончался император Александр III, что привело к серьёзной перегруппировке в верхах. На первые роли стремительно выходит Сольский, установивший прочные и доверительные отношения с Николаем II в ходе заседаний комитета по проведению Сибирской магистрали: туда его привлёк вице-председатель комитета Бунге[546]. По инициативе руководителя департамента экономии Госсовета (т. е. Сольского) созывается более представительная комиссия, куда входит сенатор Завадский со своим наработками[547]. Теперь прежние обвинения были полностью подтверждены. Осведомлённый главный редактор «Биржевых ведомостей» С. Пропер в своих мемуарах прямо указывал: такой поворот стал возможен исключительно благодаря вмешательству Сольского[548]. В узких кругах «его уважали, побаивались», за ним, как прекрасно разбиравшимся в хитросплетениях различных смет, числилось немало раскрытых афер. Только он никогда не спешил во всеуслышание трубить об обнаруженных махинациях, нагнетая скандалы[549]. Но вот в отношении Кривошеина было решено поступить иначе, поскольку речь шла не просто о подрыве позиций клана, заправлявшего в последние годы правления Александра III, а о формировании нового политического вектора. Патриарха российских реформаторов сразу поддержал Бунге, высказав своё мнение Николаю II[550]. Интересно, что это дело напрямую коснулось и Витте. Тот протежировал брату своей жены И.Н. Быховцу, который из рядового техника шоссейных дорог превратился в крупнейшего железнодорожного подрядчика. Начало этому положил сам Витте, когда непродолжительное время занимал пост министра путей сообщения. Продолжил уже Кривошеин, одаривший родственника министра финансов выгодными контрактами на проведение крупной ветки Пермь — Котлас. В результате Быховец, слабо смысливший в железных дорогах, сказочно обогатился, переселился на фешенебельную Миллионную улицу в Петербурге рядом с Зимним