Шрифт:
Закладка:
Анна стояла среди провожающих Вальбургу в последний путь, но в похоронном ритуале участия не принимала, поскольку являлась всего лишь другом семьи, но не родней. И тем не менее, она была здесь. Несмотря на риск, - Блэки не без повода опасались нападения пожирателей, - и общую непроясненность ситуации, не прийти в такой день на кладбище она не могла. С семьей Блэк ее связывало очень многое, но достаточно было и того, что оба ее ребенка приходились Вальбурге родными внуками. Однако были и другие причины. Ей был небезразличен Сириус, хоронивший сегодня свою мать, и кроме того, она не могла оставить без поддержки Адару. В общем, Анна была здесь, стояла вместе с другими людьми на пронизывающем холодном ветру, следила за ходом ритуала и, обняв подругу за плечи, потихоньку вливала в нее «живь»[6], окрашенную родной Адаре темной магией. Той, судя по всему, это помогало, потому что держалась девушка на редкость хорошо. Ни по ее внешнему виду, ни по осанке, - и тем более по выражению лица, - никто не сказал бы, что совсем недавно, буквально несколько дней назад она была тяжело ранена и, вообще, перенесла чудовищное для ее психики испытание.
«Все-таки Блэки редкая по нынешним временам порода, - отметила Анна, еще крепче обнимая Адару за плечи. – Сумасшедшие, конечно, все, как один, но словно из гранита вытесаны. Таких можно убить, но невозможно сломать».
Что есть, то есть. Уж каким Сириус был в свое время бабником, шалопаем и патентованным жуиром, но, когда пришла пора воевать, мало кто мог соперничать с ним в мужестве и стойкости. Не потерял он этих черт и после того, как вернулся из Девятого Круга Ада[7], отсидев больше шести лет в камере на самом нижнем уровне Азкабана, в холоде, голоде и с бродящими вдоль камер сводящими с ума дементорами. Лиза, к слову сказать, растет таким же «монстром», даже при том, что воспитывают ее не Блэки и что влияние на нее любящего отца, по сути, минимально. Однако кровь не водица, и фамильные черты не просто так накапливаются в Родах из поколения в поколение. Магия, - ее сила и особые Дары, как и характер человека, могут, разумеется, варьировать. Но диапазон различий довольно-таки узок, а Стержень, и вовсе, остается неизменным сколько бы веков ни просуществовала чистокровная магическая семья. Такими были лорды Энгельёэн, и Блэки в этом смысле ничем от них в этом смысле не отличались. В этом, собственно, и была сила чистокровных, а не в том, что они женились лишь друг на друге. Свежая кровь приветствовалась, хотя и не всеми, и не всегда. Энгельёэны, например, ни разу, - во всяком случае, так утверждали семейные хроники, - никогда не брали в официальные супруги не только маглов, но и маглорожденных волшебников. Даже выходцы из чистокровных, но недостаточно древних фамилий, - худородные, как брезгливо называют их аристократы, - крайне редко входили в их семью. Всего три случая за более, чем тысячу двести лет их писанной истории. Анне предстояло стать первой в своем роде. Выйти замуж за магловского аристократа – это шаг, о котором еще долго, - век или два, - будут судачить в салонах магической аристократии. Но ее случай, если подумать, особый и не может быть подведен под общие стандарты. У нее уже есть двое чистокровных наследников, не говоря уже о двух не менее чистокровных воспитанницах. Ей, наверное, и в самом деле, можно позволить себе такой экстремизм. В особенности, если она переживет еще и эту войну.
«Значит, решено, - подвела Анна итог своим длящимся уже не первый год сомнениям. – Выхожу замуж за Чарльза, и будь, что будет!»
Однако Анна не была бы самой собой, если бы тотчас не определила «границы дозволенного».
«В магловском мире, - решила она, - стану зваться Анной Чарльз де ла Повер баронессой Бересфорд, и, если наши дети… Ну, двоих-то я точно могу себе позволить… Впрочем, тут никто не может знать наперед, как карта ляжет. Поэтому, если детки родятся маглами или сквибами, быть им Бересфордами, но маги, как и я сама будут в Мире Волшебной Британии только Энгельёэн. Наши миры практически не пересекаются, и никому не будет дела до того, что здесь я была и остаюсь графиней Готска-Энгельёэн, а там стану, скажем, Энгельёэн-Бересфорд».
Рассуждения на эту случайно выбранную тему отвлекли Анну от суровой прозы времени, места и обстоятельств, и это было просто замечательно, поскольку она физически не могла подолгу «мусолить» тяжелые моменты бытия. Не тот психотип, чтобы зацикливаться на «ужасных ужасах», но и отвлечься было особо не на что. Являясь по своей природе весьма деятельной натурой, даже сейчас, когда она находилась на семейном погосте Блэков, провожая в последний путь матриарха этого древнего клана, Анна не могла просто стоять и скорбеть. И даже забота об Адаре не являлась для нее, – здесь и сейчас, - чем-то по-настоящему необходимым и достаточным, чтобы не искать, чем бы еще занять свое не терпящее покоя и праздности «сдвинутое по фазе» сознание. Поэтому, вполне «насладившись» фоном, - имея в виду темную громаду замка, гнущиеся под холодным ветром деревья и вычурное разнообразие раскинувшихся вокруг фамильных усыпальниц, - Анна переключилась на присутствующих. Людей этих она знала не первый год. Кого-то лучше, кого-то хуже, но все-таки все без исключения Блэки, Малфои и Гринграссы в последние годы являлись для нее, - так уж вышло, - ближайшим окружением едва ли не во всех возможных смыслах. Однако сейчас, переводя взгляд с одного лица на другое, - а неверного света горящих факелов хватало лишь на, чтобы узнать человека, но никак не более, - Анна пыталась нарисовать для каждого из них словесный портрет. Посмотреть на них новым взглядом, вспомнив основные факты их биографий и присовокупив к этому общему знанию свои наблюдения за ними в тех или иных обстоятельствах. Она, словно бы, проводила ревизию человеческих
