— Почему?

— Если я ее освобожу, во всем мире будет грандиозный апокалипсис. Весь мир будет стерт в порошок. Так что пусть все будет на своих местах. Научись смотреть на мир не однобоко. Ведь мы же не все процессы и закономерности можем объяснить.

— Оправдание так себе, — улыбнулась, почувствовав резкую боль в груди — будто нож всадили.

Я коснулась больного места и содрогнулась. Почувствовала, как Владыка подхватил меня. В ушах стоял гул, рядом нервничал Пептри, дергая меня за юбку. Вздохнула, выдохнула. Вдох-выдох.

— ТЫ ей помог, — услышала скрежещущий голос, будто исходивший из меня.

— Я? — удивился Владыка неискренне. — И пальцем не пошевелил.

— Помог.

Черная тень появилась передо мной, тонкой дымкой устремляясь к моей груди. Это что, грех? Уныние поселилось во мне, а я не заметила? Точнее не поняла, от чего меня так тянет сдаться.

— Никому я не помогал, — вновь ответил Владыка, с пренебрежением глядя на Уныние. — Если мне что-то хочется делать с ангелом — я делаю. И не вам решать, что именно — трахаю до безумия или таскаю по своему замку.

Взгляд Владыки разжег и воспламенил мою кровь. Волна возбуждения прокатилась по телу, и я не хотела ее останавливать, полностью отдаваясь желанию прижаться к нему. Я же чувствовала, ощущала, что он все делает специально.

— Ангел мой, — позвал Владыка, не обращая внимания на грех, кружившийся в воздухе.

А вот и не раскисну, не тот у меня характер. Да и поддалась Унынию, понимая, как справится с грехом. И я должна это сделать, иначе будет плохо. Этот червь не оставит меня в покое, будет грызть и сжирать душу.

— А разве грехи не должны меня испытывать по-другому?

— Нет, они тебя будут испытывать, как им угодно, — пожал плечами Владыка.

— Перестаньте, — грустно заметило Уныние, — вы нарушили сделку и помогли ангелу.

— Анна, сделай уже это. Изгони грех из себя, — Владыка едко улыбнулся и уставился на меня.

А он помог, вообще? Я и сама не знаю, но печаль и уныние не для меня. Ну, порыдала немного на кровати, но разве это конец жизни и борьбы? Жизнь заканчивается, когда останавливается дыхание, а сердце перестает биться. Пусть даже весь путь от рождения до смерти и есть жизнь, но какая она должна быть, решать только мне. А чем я хочу ее сейчас заполнить? Объятиями и поцелуями до загибающихся пальцев на ногах, до хрипов и стонов от самого постыдного действия.

Я рванула к Владыке. Обняла его и сама поцеловала в губы. Это мне приносит радость, а это есть первое, что побеждает печаль. Я целовала жесткие губы, чувствуя, как меня сжимают в объятьях и яростно отвечают на поцелуй. Это мое счастье и радость, кто бы что ни говорил. Его руки скользнули по телу, больно сжимая бедра, но мне так хотелось. Позади раздался хлопок. Уныния больше нет.

Я жадно отвечала на поцелуй, ловя его дыхания и утопая в собственных чувствах. А когда мы оторвались, я лишь могла прошептать:

— Я больше не смогу никогда никого…

Владыка тяжело задышал и прижал меня к стене, его возбуждение упиралось мне в бедро. Уголки его губ вздернулись в легкой улыбке.

— Продолжай, мой ангел, — хриплым голосом прошептал он.

— Поцеловать другого мужчину не смогу. Даже несмотря на то, что мы враги, — тут же поставила палец к его рту, понимая, что он сейчас скажет. Но Владыка лишь коснулся кончиком языка. — Не смогу с другим. И то, что я сердце города, которому вообще ничего нельзя…И… в общем, как-то так. Вы меня поняли?

Что за бред я только что сказала? И сама понять не могла. Но только вот сейчас поняла, как сильно я хочу только его. Ангелы верные, что тут поделать. Но я могла и вовсе тянуться к той душе сердца города, что находится в нем.

И вновь моих губ коснулись его. Язык скользнул внутрь, но теперь медленно и осторожно. Но руками Владыка чуть не срывал одежду. Слышался треск, и тут же хватка слабла. Я уже и сама терлась о него, желая большего, готовая зайти далеко. В такие моменты мозг отключается, остаются лишь чистые эмоции и чувства, стираются все «нет» и против. Остается лишь голый инстинкт быть желанной и желать. Крылья вырвались из спины, заслоняя нас.

— Мой ангел, — Владыка взял мою руку и опустил на свое возбуждение. — Хочешь быть верной мне? И я того же хочу, но это всего лишь иллюзия. Предать можно в любой момент. — Мои глаза широко раскрылись. — Даже ты, мой ангел, сделаешь это в любой момент. Даже не понимая этого, — грустно заметил он.

— Я не…

— Тише. Не надо давать пустых обещаний. Лучше удовлетвори меня.

И вновь умопомрачительный поцелуй.

Толкнулся в руку. Наверное, не совсем то, что хочется услышать в такой момент. Но, скорей всего, все мужчины такие — пока возбуждены, все мысли о том, как бы снять напряжение.

Владыка поставил мои пальцы в кольцо и запустил к себе в штаны. Провел моей рукой по всей длине напряженного органа. Медленно провел один раз, второй, а затем ускорился, не позволяя мне самой все делать. Поцеловал меня вновь, не останавливая наши руки. Наши тела были так близко, будто мы хотели соединиться каждой клеточкой. Нас будто окружала тьма, волнами сходившая от Владыки. Казалось, все кругом становится светлей. А в его глазах вся чернота будто рассеивалась, и проявлялись нормальные глаза с белками и черной радужкой. Не будь тени, можно было бы увидеть цвет. Неужели это душа того ангела так сильно отзывалась во Владыке?

Владыка излился вязкой жидкостью.

— Ангел мой неопытный. Что же ты делаешь? — прижался влажным лбом к моему, успокаивая дыхание.

— Да, вроде ничего особенного, — прильнула к его груди.

Запоминая пальцами, какая гладкая кожа, как напрягаются мышцы, будто они стальные. Должна не забывать того, что произошло. Чтобы, когда выйду из ада, у меня были самые приятные воспоминания. Только боюсь, мое сердце останется в аду.