и тактично, что близкий к императору Сфрандзи предложил: а не имело бы смысл сделать его патриархом вместо отсутствовавшего Григория Маммы?»[615] Сам Сфрандзи так пишет об этом: «… когда русский кардинал находился в Константинополе, я был его посредником к моему незабвенному покойному господину василевсу по поводу того, чтобы он стал патриархом и чтобы им и тогдашним папой было сделано то-то и то-то или хотя бы чтобы вторым поминался папа. И после многих моих разговоров, советов, беспокойств незабвенный василевс решил, что от одного он совершенно откажется, так как если тот станет патриархом, все либо должны будут повиноваться ему, либо ополчатся против него, и между ним и теми неповинующимися возникнет война»[616]. В самом деле, по мнению Д. Никола, назначение Исидора на патриаршество удовлетворило бы папу Римского и могло привлечь дополнительную помощь со стороны западных государств. Однако император Константин поступил мудро, ибо видел, что это назначение только еще больше взбудоражит противников унии[617].

В какой-то момент стало очевидно, что больше помощи от западных держав не будет, благодаря чему антиунионисты отвоевали свои прежние позиции в думах народа. Латинский епископ Лесбоса, которого Исидор привез с собой, сказал императору, что тот слишком мягкий и с противниками унии нужно обойтись строго, задушив оппозицию и арестовав их лидеров. Вместо этого Константин XI 15 ноября вызвал духовенство Синаксиса во дворец и попросил составить документ, в котором бы излагались все их возражения против унии[618]. Во взрывоопасной ситуации Константинополя это было мудрым решением. Спустя 10 дней после встречи императора с антиунионистами «ружья Румели Хисар затопили венецианский корабль на Босфоре <…> и крик о помощи практически любой ценой становился все громче». К концу ноября Исидор понял, что атмосфера в городе соответствующая и можно, наконец, выполнить то, ради чего он был сюда послан папой: официально объявить унию Церквей[619].

Итак, получив разрешение императора, 12 декабря 1452 г., на память свт. Спиридона Тримифунтского, в кафедральном соборе Св. Софии «в присутствии императора, всего двора»[620], «10 митрополитов и огромной массы духовенства»[621], была отслужена торжественная литургия и провозглашен генотикон, т. е. духовный мир с латинянами в виде декрета Флорентийского Собора. На богослужение собралось множество народа: Исидор в письме папе Николаю V сообщает, что пришел весь Константинополь, «от мала до велика»[622], историк же Дука уточняет, что большинство присутствующих на литургии притворялись, но саму унию отвергали и многие «не приняли просфоры антидора, как мерзкой жертвы, совершенной на униатской литургии»[623]. Кардинал Исидор в письме папе сообщил также, что во время литургии было совершено поминовение не только папы, но и патриарха Григория III Маммы, которого с самого восшествия на патриарший престол не поминали за богослужениями ни в одной константинопольской церкви[624].

Безусловно, народ на унию согласился только из-за безвыходности положения, а Геннадий Схоларий вместе с 8-ю другими монахами не захотели ее признавать[625]. Историк Дука так характеризует согласие константинопольцев на унию: «Кардинал (Исидор) же ясно видел всякое сердце и всякое намерение греков, потому что не скрыться было от него обманам и хитростям греков. Но, так как и сам он происходил из того же самого народа, то поспешил он, хотя и с небольшим рвением, помочь городу: и довольствовался он лишь изложением папе в защитительной речи того, как происходило дело; большее же возложил он на Бога, все строящего к полному концу»[626].

14–15 декабря 1452 г.[627] пришлось решить важное дело, касавшееся защиты города. Император созвал у себя совет, на котором, по свидетельству Леонарда Хиосского, присутствовал и Исидор. Дело в том, что в Золотой Рог, порт Константинополя, вошли на несколько дней 5 венецианских галер. Решено было их задержать, переговорив заранее с капитанами. На другой день Исидор, Леонардо, венецианский консул и представители императора пошли на переговоры с командирами судов. Встретив сначала резкий отпор, они все-таки сумели добиться своей цели[628]. Более того, «венецианская колония в Константинополе предложила императору свою полную поддержку. На собрании венецианцев, на котором присутствовали Константин и его совет, а также кардинал Исидор, венецианский бальи Джироламо Минотто принял обязательство в полной мере участвовать в обороне города и проследить, чтобы ни один венецианский корабль не покинул гавань самовольно. Он также дал заверения в том, что Венеция пришлет флотилию судов, и направил туда специальное послание с настоятельным требованием оказать немедленную помощь»[629]. И действительно, 29 января 1453 г. город радостно приветствовал прибытие Джованни Джустиниани Лонго, привезшего с собой 700 хорошо вооруженных солдат[630]. Но что это было в сравнении с многотысячной армией султана?

Таким образом, усилия Исидора, направленные на утверждение унии в Константинопольской Церкви, не были напрасны: ему удалось склонить на свою сторону императора Константина XI Палеолога, и уния была провозглашена, а точнее обновлена в соборе Святой Софии 12 декабря 1452 г. Действия Исидора в это время очень взвешенны и мудры, благодаря чему, собственно, и удалось это все осуществить. Исидор обещал византийцам, что если они примут унию в своей определенной полноте, то помощь Запада окруженной врагом столице будет внушительнее. И действительно, на призыв о помощи откликнулись венецианцы, для которых теперь, после официального провозглашения унии в Константинополе, византийцы стали единоверцами.

Участие Исидора в обороне Константинополя

И вот, наконец, наступил день, ставший точкой отсчета гибели Византийской империи. 6 апреля 1453 г. турецкая армия подошла к Константинополю на расстояние одной мили. В конце марта — начале апреля были назначены команды для обороны столицы Империи с суши и на море[631]. Император оставил за собой ворота св. Романа, а кардиналу Исидору, который командовал солдатами из Рима и Хиоса, была поручена оборона зоны между монастырем св. Димитрия[632], который находился у мыса Акрополя, и Манганами. Здесь, «рядом с дворцами императора и вельмож, возвышалась церковь Богородицы Одигитрии. Там же находился храм св. Димитрия, эта святыня Палеологов. В этом монастыре провел Исидор лучшие дни своей жизни»[633]. Вверенный кардиналу район простирался до ворот св. Евгения, «т. е. до того места, где огромная железная цепь погружалась в Босфор. Ее тяжелые звенья соединяли берег с противоположным, галатским»[634]. Задача Исидора состояла в том, чтобы следить за движением турецкого флота и препятствовать вылазкам противников и «особенно блюсти за целостью цепи». Ни в одном из своих писем о падении Города Исидор не сообщил в подробностях, каков же был его личный вклад