Когда вмешиваешься в развитие какого-то народа, который находится вначале своего пути развития, самое сложное — это сохранить присутствие собственной свободной воли. Эту способность очень легко задавить. Чуть больше чудес, чем надо — и люди перестают надеяться на собственные силы. Можно, конечно, людей запугать, и тогда они будут делать всё, что необходимо. Но этот путь неизбежно ведёт к возникновению эгрегора, который прорывает все генетические и культурологические блоки.

Гайя поняла это давно, ещё во время патронажа первых сообществ, до войны с очередными захватчиками. И сейчас, обсуждая допустимость того или иного вмешательства, мы постоянно сверялись с этим опытом и её теоретическими выкладками.

У нас была теоретическая возможность спасти гораздо больше народа в Кемете. Радиопротекторы синтезировались достаточно просто, и Гайя могла их произвести в промышленном количестве. Проблема была в том, что их невозможно было распределить между всеми нуждающимися и соблюсти необходимые процедуры приёма. У нас просто не было достаточно разветвлённой сети внутри кеметского общества. А, чтобы её построить в ограниченные сроки — пришлось бы применить слишком много чудес.

Другое дело — относительно компактная этническая группа внутри большого Кеметского общества. У них уже были готовы все необходимые внутренние связи, на вершине которых находился Мойя. Если использовать их — то наше вмешательство не выходило за опасные параметры.

И, конечно, мы это сделали. Дали нужные лекарства.

Однако осложнения, вызванные извержением, продолжали нарастать, как снежный ком. Поэтому потребовались новые встречи с нашими подопечными, кроме запланированных.

Мойя сильно изменился за эти дни. Глубокие тени под глазами выдавали сильную усталость, но лоб прорезала упрямая морщина, добавляя выражению упрямства на его лице гранитную твёрдость.

— Повелитель обоих земель не отпустит нас и в пятилетний срок, — говорил он, — по-другому они не справятся. Страна разорена. Кому-то надо будет это всё восстанавливать. Наши мастера, наши руки лучшие. Нас можно было заменить в хорошие времена. Но не сейчас. Когда они лишились столь многого.

— Мы не будем ждать пять лет, — ответил я, — обещаю. Если понадобится — мы просто уйдём.

— Так будет безопаснее для моего народа. Спасибо тебе, Яесть, за то, что мы не лишились своего скота. Но кеметцы потеряли многое. Они скоро начнут спрашивать, почему мой народ не потерял скот. И почему мои люди не страдают. В конце концов, они подумают, что это мы наслали бедствия за то, что нас отказались отпустить немедленно. Это ведь случилось после моего разговора с названным отцом.

— Значит будем менять план, — согласился я, — дай мне время, чтобы всё обдумать и подготовить. Сколько вы продержитесь?

— Не много дней, — Мойя вздохнул и опустил глаза, — после катастрофы появляются знамения. Вода в реке начала краснеть и напоминает кровь. Они могут вспомнить старых богов и сказать, что гнев был потому, что они требуют кровавых жертв. Тогда беды не избежать.

Я промолчал.

— И ещё. Они не слушали нас, когда мы говорили не есть отравленное зерно. То, которое ты сказал нам не трогать. То, которое соприкасалось с дождём после катастрофы.

— Это плохо… — проговорил я.

— Это плохо, — согласился Мойя, — по своим обычаям самую первую, самую лучшую еду они дают своим первенцам. И людям, и скоту первородному…

— Вы ведь сказали им всё, что я просил? — я глубоко вздохнул и протёр ладонями лицо.

— Да, Яесть, — кивнул Мойя, — мои люди ходили по домам. Говорили то, что ты велел, несмотря на гнев, который они на себя навлекли. Их били камнями и прогоняли нечистотами. Думали, мы желаем им зла.

— Хорошо, — ответил я, — начинай готовить свой народ.

Когда я вернулся в пещеру, Кати на месте не было. Может, это и к лучшему. Я был не в лучшем настроении. Наш план, который ещё пару дней назад выглядел таким совершенным, рушился по всем пунктам. Приходилось импровизировать на ходу. А когда импровизируешь — нужно быть готовым к тому, что конечный результат будет значительно отличаться от запланированного…

Гайя несколько тысячелетий пыталась построить такое человеческое сообщество, в котором возникшие моральные нормы не вели бы к автоматическому возникновению супер-личности, которую мы уже привыкли называть эгрегором. Более того, эта мораль должна была обеспечить поступательное развитие человечества, которое в конце концов привело бы технологическому взрыву и гуманизации общества. Всему тому, что случилось до моего рождения. И благодаря чему я вырос в относительно комфортном мире.

Вот только баланс ей найти никак не удавалось. Иногда мешало внешнее вмешательство, но чаще — системные социальные сбои, которые следовали один за другим.

И в конце концов, она решила, что упускает нечто важное, но неуловимое. Свойственное только людям нашего времени. Её расчёты показывали, что это нечто с высокой вероятностью можно перенести на людей только в том случае, если человек моего времени, носитель этого качества, будет непосредственно принимать участие в развитии общества людей прошлого. А под рукой у неё было не так уж много представителей современного мне общества, обладающего необходимыми качествами.

Собственно, я был один. Потому что всю команду «тяжёлых» Гайя, по хорошо понятным мне понятным причинам, забраковала.

Когда она в первый раз говорила о своём плане, конечно же, я горячо возражал. Вспомнил про свою генетику. Неясное происхождение. Но это, по её мнению, оказалось не важно.

Я не мог стать наставником сразу всем людям и племенам на Земле. Нужна была относительно компактная, обособленная этническая группа, желательно испытывающая какие-либо затруднения. Которой можно было бы помочь, чтобы завоевать доверие. И такая группа нашлась.

Если поначалу всё шло как надо, то после извержения этого вулкана всё изменилось. Во мне снова проснулись сомнения; вся затея опять начала казаться слишком… натянутой. Нереальной. И с каждым днём эти сомнения во мне только крепли.