Вечером пришёл Женя. Я как умная Маша подождала, пока он поест (чтоб добрее был), поговорит с мамой (чтоб мама добрее была), и подкатила к ним с новостью, что я тоже участвую в массовом дележе земли, и мне надо пятьдесят соток.

Мама смотрела на меня, открыв рот:

— Ты чё, с ума сошла? Ты не заболела?

— Погоди, Галь, — остановил её Женя. — Олька, тебе зачем столько земли? У нас и так будет, смотри: нас четверо, да моих ещё двое, да бабушка — двадцать одна сотка!

— Здо́рово! — похвалила я. — Это наш общий участок. А то будет мой. Помните, я про опытную станцию рассказывала? Так вот.

— Так, может, тебе бесплатно бы дали? — начала мама.

— Может, — согласилась я. — А, может, и нет. Вполне вероятно, что сейчас, пока эта нарезка идёт, вовсе и не до меня никому будет. Скажут: ждите. А я если не хочу ждать? Или ещё лучше, дадут потом где-нибудь на другом конце города — и что? Вы в одном месте будете, а я — в другом? И как?

— Ну, так-то да, — согласился Женя, — такое неудобно.

— Во-о-от, — поторопилась закрепить позиции я. — А так я буду рядом. И на этом куске можно будет всякие птичники поставить, подальше от дома, чтоб меньше запаха.

— Но пятьсот рублей! — мама смотрела на меня огромными глазами. — Каждый год!

На наш спор пришла бабушка, послушала. Посмотрела на меня внимательно.

— Да пусть берёт. Вас же никто платить не заставляет. Не понравится — откажется. И мой кусок в эту твою станцию забирай. А то вдруг ещё кто обижаться начнёт, что я с тем или с тем. А так — вроде как никому…

На том и порешили.

15. ЗНАМЕНАТЕЛЬНЫЕ СОБЫТИЯ

ПОЧТИ КАК ВЫБОРЫ

Государственная машина у нас (как и во всяком большом государстве) очень инерционная и неповоротливая. Ну, если только люди не впадают в повышенную бодрость при мысли, что им может прилететь по башке за невыполнение. Видимо, кому-то удалось вставить крепкий пистон Иркутской администрации, потому как — вы только вдумайтесь! — пятнадцатого, апреля, в воскресенье, весь город должен был одномоментно совершить бросок и явиться по месту приписки для постановки на учёт по наделам. Прямо всем списком. Если кто работал или, допустим, болел — справку несём!

В газетах, по радио и даже во включении местного телевидения очень строго раз пятьдесят повторили, что если кто задумает мухлевать, спекулировать или получить земли́ больше положенного по льготной цене (скажем, в нескольких местах с разной роднёй записаться) — такой прохиндей рискует переместиться в конец очереди или вовсе лишиться права на надел, да ещё и выхватить серьёзный штраф.

Откуда-то пошёл слух, что Свердловский район будет получать землю раньше Кировского, и поэтому все приехали к нам, а не как я сперва думала, что в Солнечный двинем. Но то, что у нас — это даже здорово. Тяжело было бы в другой район тащиться: бабушки, ляльки… Лёнька с Димкой уже сидели в двойной лёгкой колясочке, Федька — в кульке у Жени на руках. По улице мы ползли растянутой колонной — двадцать пять человек!

Видать, слух про район был настойчивый, и не одни мы решили быть хитрыми: школьный двор бурлил, как в день первого сентября или, например, выборов. Люди стояли кучками, обсуждали новости и слухи: где будут землю резать, да когда? И уже никуда не торопились.

— А мы не поздно? — забеспокоилась тётя Клара. — Смотрите-ка, эти, похоже, уже все записались!

— Мы нормально, — твёрдо ответила мама. — Мне сказали к одиннадцати пятнадцати, мы даже пораньше идём.

Из громкоговорителей играла бодрая музыка в духе первомайских песен. Через открытые настежь школьные двери втекал и вытекал народ. Всё учителя со своими семьями, родственниками и родственниками родственников — прям как мы, почти «колонна передовиков». Малочисленных групп, считай, что и не было.

В вестибюле были установлены регистрационные столы, штук десять, за столами сидели наши же учительницы, и около каждой стояла группа людей. Несколько дам, с красными повязками на рукавах, руководили общим процессом. Одна из них сразу заторопилась к нам:

— Галя, привет! Ваша очередь за Леной Москвитиной будет. Перед ней ещё двое. После Лены как только любой стол освобождается — подхо́дите сразу все. Ясно?

Наши чуть не хором ответили, что, конечно, ясно. Бабушек (нашу бабу Раю, Женину маму и тёть Нинину) посадили на лавочку, и мы стали ждать, оглядываясь по сторонам.

— Ну, правда, как на выборах! — довольно оценила обстановку бабушка.

— Интересно, а буфет работает? — тётя Валя вытянула шею, заглядывая через головы движущихся людей в сторону младшего блока. — На выборах-то колбасу без талонов продавали. Вон, чё-то стоят.

За людскими спинами, и впрямь, промелькивали белые поварские колпачки.

— Вряд ли колбаса сегодня будет, — усомнилась тётя Нина, — если только выпечка.

— Давайте, мы сбегаем? — предложила Таня, и они с маленькой Иркой побежали.

По результатам забега, колбасы́, действительно, не оказалось. И не потому, что мы поздно пришли — просто сегодня её и не было. А вот пирожки, крендельки и всякие плюшки были представлены в изобилии. И даже трубочки с кремом. Почему-то считаются деликатесом, но я их не люблю. Все решили, что запишемся — вот и заглянем в буфет.

— О, Ленка пошла! — сказала мама. — Следующие мы.

И мы все начали бдительно следить: какой стол первым освободится?

Процедура самой записи оказалась рутинной, как и во всех подобных учреждениях. Огромный, расчерченный ручкой гроссбух, в разворот которого внесли всё: ФИО, степень родства, адрес проживания, работу/учёбу/пенсионерство, имеющиеся (или не имеющиеся) в распоряжении участки и желание сохранить их или вернуть государству.

— Семьдесят две сотки и шесть подключений, — подытожила регистраторша (я попросила бабушку записаться «с домом»). — Сто сорок четыре да семьдесят два — двести шестнадцать рублей.

Ответственные в семьях за деньги зашелестели бумажками.

— И ещё мы тут хотим… — мама замялась.

— Я хочу, — решительно вступила я.

После литературных классных часов меня знали практически все учителя в школе и, должно быть, принимали за эксцентричную особу. Учительница сочувствующе посмотрела на маму и немного скептически на меня:

— Слушаю?..

— В полном соответствии с принятым постановлением, я хочу получить пятьдесят соток земли сверх положенного лично мне. В своё индивидуальное пользование.

— Это зачем столько? — искренне удивилась регистраторша.

— Для организации опытной юннатской станции, — я щёлкнула своим партизанским кошельком и извлекла на свет двадцать пять штук сотенных бумажек и четыре трёшки. — Попрошу зарегистрировать. И свет тоже подключить– без света-то как работать?

Нам выписали регистрационный талон, выдали общую квитанцию — чтобы получить именно одним куском — но с указанием выделенных «посемейных» частей: пятьдесят — моих «опытных», три сотки бабы Раи (с домом), шесть — Жениной матери с братом (без дома), по двенадцать — маме, Наилю, тёте Кларе и дяде Саше* с домочадцами, и пятнадцать — тёте Вале с дядь Рашидом. В буфет мы пошли как помещики, накупили всяких пирогов-коржиков, лимонада «Колокольчик» (бесцветного, как вода, но очень вкусного) и «Байкал» (коричневого, «лучше, чем кока-кола»), снова демонстрацией дошли до нашего двора и расселись на лавочках у подъезда, обсуждать своё почти что приобретение.

*С учётом уже имеющихся у них трёх.

Не сказать, чтоб апрель был чрезмерно тёплый — около нуля, на самом деле. Но на солнышке было вполне приятно, да и мы — сибиряки всё-таки, слишком рано в летнее перепрыгивать никто не спешит. Вообще, очень популярное это развлечение было — в выходные и по вечерам у подъездов сидеть. Народ общался, тусовался по-своему. Но сегодня людей было совсем мало — многие поехали по другим районам, на предприятия-организации или к родственникам, Разве что с детских садов да из шестой поликлиники потихоньку тянулись такие же как мы «отоваренные» граждане.

Интересно, долго облисполком тянуть будет с нарезкой? Зе́мли-то, получается, Иркутского района, а не города…

ДОРОГАЯ ПЕРЕДАЧА…

23 апреля 1984

Такого, если честно, никто не ожидал.

То ли из-за моих выступлений перед