Шрифт:
Закладка:
Как Ленин работал.
Ленин работал для нас без устали, без перерывов день и ночь. Он закрывался на ключ и думал, как бы помочь детям и взрослым коммунистам, пионерам и комсомольцам. Рабочих и крестьян он спас от буржуев. Он думал сделать хорошие детские дома для беспризорных детей.
Текстуальный и визуальный нарративы этого книжного разворота создают пронзительную историю об двойной утрате, демонстрируя – словами и образами – как воспитанники детского дома сначала заместили своих отсутствующих отцов отцом нации, «самым лучшим из всех папой», утрата которого, в свою очередь, снова подвергалась транспозиции – на этот раз в термины заботы и труда. С помощью словесных и визуальных средств изначальная история о скорби превращалась в историю о детстве: «самый лучший папа» институализировался (и материализовался) в виде «хороших детских домов», которые он задумал.
Илл. 105. История о скорби как история о детстве. Фотомонтаж С. Сенькина «Что говорил Ленин о детях» из книги И. Лина Ленин и дети (М.: Молодая гвардия, 1925). Галерея «Не болтай: A Collection of 20th-Century Propaganda» (www.neboltai.org/).
Подпись к фотомонтажу – «Что говорил Ленин о детях» – добавляла интересный штрих к этому процессу интермедиального сдвига. Вопреки подписи, монтаж позволял увидеть только то, что
говорили о Ленине. В результате, фотомонтаж и подпись, взятые вместе, создавали странную дискурсивную инверсию: то, «что говорил Ленин о детях», оказывалось в действительности тем, что дети говорили о Ленине.
Ленинский путь: от вождя к образу
Фотография и фактография наводняют нашу литературу. Не тип, а портрет глядит со страниц наших книг.
Тенденция превращать истории о смерти Ленина в истории о жизни детей станет доминирующей во второй половине книги «Дети и Ленин». Одновременно начнет меняться и логика базового нарратива о несостоявшемся визите политика и состоявшихся поездках детей к телу Ленина. Исходное стремление увидеть Ленина (или его тело) сменится стремлением увидеть или создать образ Ленина. Утрата символического отца будет восполняться с помощью его репрезентации, или, если быть точнее, – с помощью тщательно срежиссированного зрительного контакта с репрезентацией. (Илл. 106)
Во время траурных событий 1924 года однодневная литературная газета «Ленин» напечатала показательный очерк писателя Федора Гладкова о своем сыне-пионере, который, как писал Гладков, «нарисовал «из себя» портрет Владимира Ильича»[355]. На одном портрете сын не остановился, и Гладков не скрывал своего удивления по этому поводу:
Этот портрет – один из десятков больших и маленьких портретов Ленина, которые рисовал и продолжает рисовать мой маленький сын. Он упрямо развешивает их по стенам и заботливо и долго украшает их красными виньетками и батальными набросками – все красноармейцы, и рабочие с молотками и винтовками, и мужики с серпами и… тоже с винтовками.
Смотря на это обилие портретов, я спросил моего пионера:
– Почему ты так много нарисовал портретов Ленина?
Он с удивлением посмотрел на меня и, не думая, ответил.
– Я хочу его нарисовать такого, какой он должен быть.
А младший, семилетний, поспешил пояснить:
– Это ж богатырь. Это теперь такие богатыри[356].
Для Гладкова бесконечная портретная серия, произведенная сыном, служила визуальным подтверждением принципиальной невозможности создать адекватный портрет умершего вождя:
Человек, который не может быть никогда изображен на бумаге. Человек, которого будут изображать многие века, бесконечно искать новые и новые поражающие черты его до нельзя простого, донельзя близкого лица. <…> Тот образ, который мы видим на бесчисленных фотографиях, не тот образ, каким он должен быть: он должен быть иным, для нас пока 3S7 недоступным[357].
Илл. 106. Безутратный след вождя. Рисунки из книги Павла Дорохова Как Петунька ездил к Ильичу. Верхний рисунок из первого издания книги (М.: Новая Москва, 1925); нижний – из второго издания (Москва-Ленинград: Московский рабочий, 1927).
Жалоба Гладкова на неудовлетворительность имеющихся портретов Ленина была характерной для мемориальных публикаций середины 1920 х годов. «Жизнь искусства», например, констатировала: «…факт остается фактом: – хороших портретов т. Ленина – раз, два и обчелся; портрета же целостно предающего и внешний его облик и характер, портрета интимно-убедительного у нас и совсем нет»[358].
Проблему «хороших портретов т. Ленина» решали по разному. Журналы для школьников наглядно показывали своим читателям как проще создать портрет Ленина (и других политиков). (Илл. 10 «Мурзилка» указывала на широкую палитру репрезентационных методов, печатая изображение малолетнего вождя в виде цветочной клумбы и стихи о Ленине-снеговике. (Илл. 108,109)
Илл. 107. Упрощенный реализм для маленьких: инструкция для самостоятельного изготовления портретов. № 2,1926.
В антологии Златы Лилиной «Великий учитель» есть несколько отретушированных фотографий, которые документируют формирование этой портретной ориентации у молодого поколения. Я приведу только один пример. Хотя плохое качество снимка не позволяет разглядеть детали, фотография отчетливо передает механику общего процесса, в ходе которого связь детей и Ленина замыкалась и опосредовалась при помощи (медиатизированного) образа вождя. (Илл. 110) На фото дети разных возрастов и национальностей рисуют портреты Ленина в разные периоды его жизни, держа при этом перед собой его журнальные или газетные изображения – как основу для копирования. Производители (авторы) ленинского образа и потребители (зрители) этого образа становились неотличимыми друг от друга: косвенная речь превращалась в прямую.
Илл. 108. Цветочный Ленин: садовая композиция Васо Бежани. Фото из журнала Мурзилка 1924, № 4.
Илл. 109. «Сделаем Ленина, братцы». Е. Чернышева, «Снежный Ленин (с натуры)». Стихи и иллюстрации в журнале Мурзилка № 1, 1926.
Сохраненный в качестве зримого следа, цитатный образ вождя оказывался не только воспроизводимым (т. е. безутратным), но и способным к постоянной циркуляции в самых разных контекстах. Проблематичность такой ситуации дала себя знать очень быстро. Бесконечные изопоиски «новых поражающих черт»
