Руководителям СВАГ и УСВА постоянно приходилось реагировать на коллизии, которым, казалось бы, уже было предписано разрешиться. Весной 1946 года были, например, зафиксированы нарушения режима секретности во время служебных телефонных разговоров. Вышло строгое приказание, в котором подобные случаи были названы «ненормальными явлениями». Сотрудников упрекнули в том, что они забывают, где находятся, – в оккупированной Германии имеется «полная возможность подслушивания всех телефонных переговоров и наша военная и государственная тайна может быть разглашена». Обсуждать по телефону секретные вопросы категорически запретили297. Казалось бы, все ясно. Однако даже руководящая сваговская номенклатура подобными запретами могла и пренебречь. Только что приняли к сведению новый запрет, но проходит три месяца, и жарким июльским днем 1946 года несколько начальников из Управления СВА провинции Саксония в Галле распахивают окна в рабочих кабинетах, усаживаются на подоконники и громогласно обсуждают служебные дела – «в то время как на улице ходили немцы и слышали выкрики в телефонную трубку»298. Кто-то бдительный донес. Провинившиеся отделались замечанием.

В приказах и донесениях 1945–1946 годов нарушителей секретности чаще обвиняли в «беспечности», «благодушии», «разгильдяйстве», «безответственности» и повторяли привычные клише о «недостаточности контроля» и «несерьезном отношении». Безусловно, серьезным было лишь наказание за утрату секретных документов – предание суду военного трибунала. Но даже здесь начальство, которому за подобные ЧП тоже могло не поздоровиться, старалось проявлять разумную сдержанность и пыталось вывести виновников из-под удара, ограничиваясь относительно мягким наказанием, принимая в расчет боевые и служебные заслуги и ссылаясь на беспечность провинившегося. Возможно, за словом «беспечность» скрывалось состояние, в котором пребывала часть сотрудников СВАГ в это время. Офицеры были молоды, исполнены эйфории от победы и открывшихся новых возможностей. В круг их приоритетных жизненных переживаний не очень вписывалась методичная, скрупулезная и, честно говоря, занудная работа с секретными документами, требующая педантичности и серьезных усилий.

Сотрудник Управления Политического советника СВАГ, вернувшийся в Москву из Германии, очень долго получал от своих коллег сердитые письма. Им пришлось «разгребать» оставленные коллегой завалы бумаг (возможно, и секретных, никто такое в письме не напишет) в рабочем столе и в шкафах299. Так к документам относился двадцатидвухлетний молодой человек, закончивший войну в Берлине и там же начавший свою карьеру в СВАГ. Он прекрасно знал, что бывает, когда, например, потеряешь ключ от шифровальный комнаты или куда-то засунешь служебную бумагу300. Но почему-то это его не останавливало, и он продолжал весьма небрежно относиться к служебным документам. Разве дело в них? Вокруг необычный мир, уникальные впечатления, он влюблен, в голове великие планы – поступить в институт, конечно, самый лучший, а тут пиши черновик в рабочей тетради, сдавай его в секретную часть каждый вечер, утром забирай обратно, не оставляй без присмотра на столе даже в обеденное время, снова сдавай под расписку. А за нужным для работы документом каждый раз отправляйся к «секретчику»… На что уходит лучшее время жизни! Видимо, так думал не только он один.

Следует отметить, что и у начальников управлений и отделов порой складывались непростые отношения с работниками секретных частей. Некоторые руководители отказывались расписываться за документы. Ответственными за них оставались «секретчики»301. А начальство могло не возвращать своевременно секретные документы, держать их у себя по нескольку дней и даже месяцев, уносить домой или, минуя секретную часть, вручать секретные бумаги исполнителям без расписки302. На замечание, что хранить документы в письменном столе в квартире «не положено», мог последовать простодушный ответ: «Моя жена все время находится дома и поэтому охраняет документы»303.

Почему сотрудники, занимавшие ответственные посты, с каким-то неизбывным энтузиазмом шли на нарушения? А потому, что они были типичными сталинскими трудоголиками. Их рабочий день длился намного дольше, чем у простых сотрудников. В 1946 году руководству управлений и отделов было приказано после окончания работы (19:30) оставаться на службе до 22:30, чередуясь со своими заместителями. Иногда приходилось задерживаться и до глубокой ночи304, а секретные части после рабочего дня опечатывались. Один из начальников на вопрос, почему он хранит секретные документы без охраны в помещении конторы, оправдывался: «…иногда приходится пользоваться ими круглосуточно». Виновника попытались припугнуть. Если он и дальше будет продолжать в том же духе, то ему не будут высылать секретную корреспонденцию, а все имеющиеся секретные документы изымут305. Но вряд ли после этих пустых угроз офицер начал итальянскую забастовку и безнадежно бил баклуши поздними длинными вечерами за пустым столом без нужных для работы бумаг.