— Хорошо, веди нас туда, — отозвался Князев, понимая, что риск оправдан. Осмотреться и отдохнуть нужно, прощупать настроение дворянства тоже важно, тогда станет ясно, как действовать дальше…

Боярская усадьба впечатляла размерами — небольшая крепость с валами, тыном и бревенчатыми башнями, хоть татарский набег встречай. На помостах стояли даже несколько пушек, а боевых холопов в гарнизоне до полусотни имелось. И встретили их всадники еще на подходе — дворянин в доспехах, и ратники в тегиляях — похожих на длиннополые халаты, набитых шерстью и волосом и стеганых проволокой. Удар саблей такая защита выдержит, хотя от тычка копьем не спасет. Верховые были с луками, на головах железные шлемы-мисюрки. Узнав кто прибыл — один конник стремительно унесся, остальные продолжили дозорную службу.

Зато ворота были настежь открыты, а сам боярин встречал их поклонами вместе со всем своим семейством. Все почести достались монашкам, их тут знали в лицо — Марию и Ксению бережно сопроводили в терем. А вот его пока приняли за сопровождавшего боярина, ибо Никита Дмитриевич подошел к нему и вопросительно посмотрел, после короткого приветствия. Пришлось ответить честно, прекрасно понимая, что любое умолчание или увертка вызовет подозрения. И лицо хозяина приняло неописуемое выражение от негромко сказанных слов:

— Боярин Никита, я Иван Владимирович — последний из рода удельных князей Старицких…

Глава 30

— Да она влюблена в тебя как кошка, всю дорогу о тебе токмо разговоры и были у нее, — фыркнула Мария Владимировна, и, ухватив его за руки, горячечно зашептала, проникновенно смотря в глаза:

— Иди к ней, не мешкая, братик, время терять нельзя. И сорому не опасайся — ты что думаешь, боярин Вельяминов просто так всех людишек своих убрал, а наши только стоят на охране, будто она и нужна?! Иди, ждет тебя, к каждому шороху прислушивается, и сердечко у нее бьется-бьется, сама баба и хорошо знаю, как оно бывает.

— А что люди скажут, коли прознают, грех это с монашкой…

— Грех сладок, — глаза бывшей королевы хищно сверкнули, — но куда греховней под страхом смерти, особенно когда твоим деткам грозят ее, в монастырь, под черный клобук прятать. Где о том в священном писании сказано?! Освободи нас о доли горемычной, мы ведь тебе обе служить будем верно, я брату, Ксения мужу. Что очи свои вытаращил?! Она потому и в бега подалась, что сказала ей, как ты скоро найдешь возможность ее обратно к мирской жизни вернуть, как и меня, горемычную. Чтобы постриг с нас сняли, а то патриарх сделать сможет, ибо мы обе даже слов не произносили — за царевну то сделал князь Васька Рубец Мосальский, вот пусть и монахом по правде становится, раз обеты на себя принимал!

— Так-так, постой, Маша, — так царевна замуж за меня хочет?!

— Вы мужи порой такими глупыми бываете, что диву даешься. Конечно, хочет, даже дрожит вся. А ты думаешь, что дорога ее умотала, что уединилась в горенке? Да мы бабы трехжильные, а когда влюблены, то сил много прибавляется, вам такого не понять. Так что иди — ждет тебя, чтобы любовь и покорность тебе показать, плата такова. А когда постриг снимет, лучше жены ты не найдешь, потому что за нее все дворянство станет, что прежде ее отца власти держались. Они сейчас как дерьмо в проруби, не знают, к какому им царю пристать, оба непотребные, что Васька, что самозванец окаянный. А тут вы с царицей — оба законные и царских кровей — как ты думаешь, сколько людей под вашу руку сразу станет?!

Иван был ошеломлен напором «сестрицы», та как бульдозер наехала, громыхая траками. Не ожидал, что такие перспективы очерчены перед ним будут столь решительно и цинично. А ведь действительно, если так, то самый лучший расклад получается, другого просто не сыщешь — если постриг с Ксении снять, и женой взять, то все проблемы сняты будут. Дворянство моментально выбор сделает, как и податные слои населения. И даже если бояре иного мнения будут, то их заставят под страхом лишения вотчин и «живота». И «царькам» туго придется, ибо сейчас их главная опора в этих «неприкаянных», про которых сестра так презрительно сказала. А ведь умная баба, столько лет тосковала, а теперь добралась до деятельности — хорошим помощником стала, умным и надежным.

Так глядишь, на шею потихоньку залезет и понукать станет — тут Князев мысленно усмехнулся, оценив перспективы. Но если отбросить шутки в сторону, то предложение сестры было резонным — такой альянс Старицких и Годуновых станет непреодолимой силой. К тому можно правильно обыграть с точки зрения пиара — Ксения страдалица, за грехи отца, которые искупила, про Старицких и говорить не приходится. Если грамотно агитацию поставить, то города сами присягать начнут.

— Ты только, брат, знать должен, — сестра почему-то притихла, и боязливо как-то произнесла. — Царевну девичества первый самозванец насильно лишил, смертью страшной угрожая и придушив, чтобы ослабела. Но грех сей, ежели только такое грехом назвать можно, Ксения молитвами в монастыре давно искупила. Не девица она — не побрезгуешь?!

— С чего это мне хлебало воротить, — теперь фыркнул Иван, такое бы в его время всеобщего блудодейства сказали, когда женщины мужчин меняют быстрее перчаток, выискивая «настоящего мужика». Богатого, щедрого, красивого, послушного, верного, заботливого, без вредных привычек и с «большим хозяйством» мужчину, с патологической любовью к ее трем чадам от предшествующих трех браков. Того самого «одержимого», что будет давать ей деньги на шопинг и похождения в ночные клубы, не будет ревновать к ухажерам, а то и сквозь пальцы смотреть на измены, с особняком и машинами в гараже — БМВ и «мерседесы» не устроят, желательно «тачку» покруче. Со внешностью Бреда Пита, и чтобы при нем не быть кухаркой и домохозяйкой, нанять для этого слуг, и вообще ничего не делать, а только отдыхать от постоянной праздности и лени на Мальдивах в окружении красивых «мачо». И что важно — чтобы «настоящий мужчина» полюбил ее такую, какая есть — со всеми «прибамбасами» и бегающими в голове «тараканами». И не обращал внимания, а боготворил, ее, лет сорока толстуху с накрашенным в три слоя штукатурки лицом. Капризную, сварливую, глупую и меркантильную, курящую и пьющую стервозную мегеру. Мнящую себя вечной госпожой, которой муж должен во всем прилежно прислуживать без возражений, как тот старик своей старухе в известной сказке Пушкина.

Да у нынешних цариц запросов на три порядка меньше, чем у любительниц «тик-токов» и всяческих «гуру»! Действительно, вывезти из деревни женщину можно, а вот деревню из нее не