— Вот здесь наших и держат, — стиснул зубы перед ненавистным ему местом Зворыкин. — Эх, и набедовались мы тут…

— Ничего, недолго осталось, — хищно усмехнулся Игнат.

— Где приземляться будем? — спросил вылетевший с ними в качестве пилота Ким.

— Где-где, в Монде-виде! — скаламбурил старый абордажник. — Вон видишь дворик внутри. Вот туда и рули…

— Что вы делаете? — забеспокоился адъютант. — Охрана будет вынуждена открыть огонь!

— Чего он лопочет? — удивился Вахрамеев.

— Говорит, охрана стрелять будет, — примерно перевел его слова Звонарь.

— Может и будет, только недолго! Ты вот что, паря, — сунул в руки уругвайца мегафон. — Кричи им, мол, так вас и разэдак, но если хоть одна падла стрельнет, то мы их в порошок сотрем!

Судя по всему, уругваец проникся и нашел подходящие слова. Так что никто по ним стрелять не стал, а вскоре к боту на полусогнутых подбежал начальник тюрьмы.

Некоторое время они увлеченно жестикулируя общались, но потом приказ президента возымел действие, и начальник отправился к себе отдавать необходимые распоряжения. Еще через несколько минут к ним стали выводить русских пленников. Выглядели они, надо сказать, не слишком хорошо. Худые, давно небритые. Одни в драной летной форме, другие вообще в невообразимых обносках. И только по горящим от злобы и жажды мести глазам можно было понять, что это не преступники, а военнопленные.

— Ты смотри, как изгалялись над людями! — посерьезнел Шишкин.

— Сволочи! — сплюнул Зворыкин и добавил, обращаясь к тюремщикам — Ихо де пута, мать вашу!

— Эти узники отличались недобрым нравом и склонностью к нарушению режима, — невозмутимо заявил начальник тюрьмы.

— Дать бы ему по роже, — мечтательным голосом заявил Ларкин. — Чтобы ажно юшка потекла…

— Погоди, еще не всех наших привели! — сурово оборвал подчиненного Вахрамеев.

Сообразив, что их освобождают, приватиры бросились к своим спасителям и стали их обнимать. А когда узнали, что абордажники — их собратья по профессии и служат у самого Марта Колычева, их восторгу, казалось, не будет конца.

— Тихо вы, идолы! — беззлобно бурчал на них Игнат, — дело еще не сделано…

Далеко не все пленники могли передвигаться на своих двоих. Некоторым помогали идти товарищи, других и вовсе вынесли на руках. Наконец, весь экипаж оказался в сборе.

— Я капитан «Лебедяни» Сироткин, позывной Сирота, — представился худой, как жердь, офицер, ухитрившийся сохранить в заключении форму и фуражку. — С кем имею честь?

— Кондуктор ВВФ в отставке Вахрамеев! — хмыкнул в ответ дядька Игнат, после чего добавил, — с мундиром и пенсией! Поднимайтесь, ваше благородие, на борт, там есть артефакт связи. Поговорите с их превосходительством.

К сожалению, штурмбот был не слишком велик, чтобы забрать всех приватиров. Поэтому пришлось ограничиться командным составом и больными. А для остальных потребовать у тюремного начальства грузовик.

— У меня нет транспорта! — категорически заявил на это глава исправительного учреждения.

— А если ему ногу прострелить? — поинтересовался на всякий случай Шишкин.

— Не надо! — немного нервно отреагировал на это предложение адъютант президента. — Среди тюремщиков много бланкистов. Лучше не доводить до стычки.

— Разрешите доложить, — почтительно вмешался старший караула. — Но к воротам прибыли грузовики из «Транслогистики»…

— Что они хотят? — насторожился адъютант.

— Это не то, что вы подумали, — попытался отмазаться начальник тюрьмы, но почувствовав, как в бок уперся автоматный ствол, замолк.

— Как обычно, — бесхитростно сообщил начкар. — Они хотят набрать людей на работу.

Судя по всему, почувствовавшие недостаток людей заговорщики хотели завербовать некоторое число заключенных, но немного опоздали. А не отличавшиеся избыточной толерантностью абордажники, сообразив в чем дело, вышли из положения просто.

Из ворот тюрьмы появились с пулеметами наперевес Белов с Шишкиным и, недолго думая, прочертили их кузова и кабины очередями.

— Ну вот и машины, — обрадовался нежданному прибытку Вахрамеев и так по-доброму посмотрел на начальника тюрьмы, что тот едва не подавился.

Вмешательство русских разом лишило путчистов их главного козыря — воздушной поддержки. Прекрасно видевшие, что «Нибелунг» сбит, мятежники разом приуныли и больше не горели желанием идти в самоубийственные атаки на ощетинившуюся винтовками и пулеметами гвардию и полицию. Защитники действующей власти, напротив, поверили в свои силы и отныне были готовы драться до конца.

Вскоре к поверженной «Лебедяни» добрался штурмбот с ее бывшим командиром и частью экипажа. Большинство из них, конечно, были ранены, но по улицам Монтевидео уже двигались грузовики с освобожденными из плена матросами, сжимающими в руках трофейные винтовки.

— Самое время, сеньор Бальдомир, заключить контракт, — предложил президенту Март.

— Что, простите?

— Перед вами законный владелец корвета. Вы еще нуждаетесь в его услугах?

— Конечно! Сеньор Сироткин, какие ваши условия?

— Десять тысяч американских долларов в неделю в мирное время и двойной тариф, пока идут бои, — быстро выдал Сирота. — Заправка, обслуживание и ремонт за счет принимающей стороны!

«Губа не дура», — усмехнулся про себя Колычев, но вслух добавил:

— И компенсация экипажу за незаконный арест!

— Я согласен, — кивнул дон Альфредо. — Только компенсация будет за счет имущества, конфискованного у путчистов!

— Это нам без разницы!

Получив под свое командование настоящий корвет, Бальдомир вместе с гранд-адмиралом Уругвайского флота доном Сироткиным быстро облетели расквартированные вокруг столицы части и постарались как можно доступнее объяснить офицерам всю пагубность промедления, не говоря уж о дальнейшем соблюдении нейтралитета.

В результате два полковника были расстреляны на месте, трое отправились в «Либертад» и еще несколько человек в принудительном порядке подали в отставку. Зато остальные немедленно вывели из казарм войска, и вскоре немецкий квартал Монтевидео оказался обложен со всех сторон, кроме залива Ла-Плата. Правда, над его водами постоянно висел русский корабль.

Злые, как черти, бывшие заключенные «Либертад» горели желанием поквитаться с подлой немчурой. И хотя им было приказано не трогать местное население, несколько не слишком крупных бомб на бюргеров все-таки упали.

Это и стало той соломинкой, которая переломила спину верблюда. Даже самые упрямые поняли, что дальнейшее сопротивление бессмысленно и стали бросать оружие.

— Нихт шиссен. Рём капут! — кричали они, вылезая из своих укрытий и поднимая вверх руки.

Последним очагом сопротивления стала контора «Транслогистики». Не то чтобы забаррикадировавшиеся в ней нацисты горели желанием умереть, просто следовало выторговать как можно более мягкие условия для сдачи.

— Они не посмеют нас расстрелять! — не слишком убежденно заявил Рём. — Мы подданные германского кайзера!

— Как минимум не все, — желчно возразил ему давно принявший гражданство Уругвая Далюге.

— Альберто, не высовывайся, — не слушая его, крикнул своему фавориту глава провалившегося путча.

— Вдруг тебя ранят в задницу! — снова не удержался Курт.

— Что ты себе позволяешь⁈ — вызверился на него Рём.

— Ничего, кроме того, что вы все заслуживаете, партайгеноссе! — зло ответил Далюге. — Пока вы не прибыли сюда, все было хорошо. Наша диаспора была самой влиятельной в Уругвае. Еще немного и наш район получил бы права сеттльмента. Ради твоих непомерных амбиций мы потеряли все!

— Я бы сказал, рейх потерял все, — с горькой усмешкой добавил Эрнст. — Не думаю, что за этот эпический провал нас погладят по головке в Берлине.

— Прекратить! — взвизгнул Рём, — еще не все потеряно, мы еще можем исправить… а где Вессель?

— Его разорвало прямым попаданием русского снаряда, — глухим голосом сообщил Карл. — Нашему приятелю больше не придется сочинять свои дурацкие песенки…

— Молчать!

— Как ты думаешь, Курт? — не обращая внимания на истерику начальства, спросил Эрнст, — Бальдомир предпочтет взять его живым или мертвым?

— Точно не знаю. Но лучше, если ему будет, кого повесить.

Через несколько минут Курт Далюге вышел из здания под белым флагом. После недолгих переговоров они сдались под честное слово президента сохранить им жизнь. Впрочем, на немецкого эмиссара помилование не распространялось. Избитого и связанного Рёма передали властям, после чего он попал под трибунал, где его, несмотря на иностранное подданство, приговорили к казни.

Для Колычева такой сценарий даже оказался выгоден. Ни он, ни его команда не были связаны ни с гибелью, ни даже с арестом заговорщиков. Они сделали ровно то, что были должны. Не более, не менее. В такой ситуации даже самый пристрастный оппонент не смог бы ничего предъявить капитану «Александры».

Но это было потом, а пока Март ковал железо, не отходя от кассы. Еще гремели выстрелы, когда Бальдомир подписал «Протокол о намерениях» или, как его еще называли позднее, «Уругвайский