Шрифт:
Закладка:
Мы оба лежим на спине, между нами примерно тридцать сантиметров. Время от времени я чувствую, как он слегка меняет позу.
Не знаю, сколько проходит времени, когда Трэвис говорит:
— Я слышал, в первый раз у женщин идет кровь.
Может, эти слова должны удивить меня, но не удивляют.
— Не знаю. У некоторых идет. У некоторых не идет.
— Ты никогда не заходила так далеко с Питером?
Я дергаюсь и поворачиваюсь на бок лицом к нему. Я не вижу его в темноте, но это неважно.
— Ты знал про Питера?
— Конечно. Питер Шепард. Сын Пэта и Роуз. Ты какое-то время встречалась с ним, разве нет?
— Да. Когда мне было семнадцать. Я просто удивлена, что ты в курсе. Мы с тобой тогда даже не были знакомы
— Нет, были. Я чинил твою машину, — он произносит эти слова просто, будто они выражают очевидную правду.
Может, так и есть.
— Знаю. Но мы никогда… Просто мне и в голову не приходило, что ты заметишь, с кем я встречаюсь.
— Это не было что-то мутное. Я не следил за тобой или типа того. Просто заметил. Подумал, что Питер — хороший парень.
— Таким он и был, — я подавляю знакомую ноющую боль. Это было годы назад. Уже не так ранит. — Мы так и не дошли до секса. Дошли бы. Уверена, что дошли бы. Но нам не представилось шанса.
Трэвис протягивает руку и на несколько секунд прикасается к моему предплечью, затем отстраняется. Мы еще одну-две минуты молчим, после чего он говорит:
— Я был с той группой, что нашла его тело.
— Да?
— Да. Если… если это чем-то поможет, похоже, он погиб быстро.
Однажды Питер пошел охотиться и не вернулся. Другие охотники нашли его тело и сказали, что его, видимо, подстрелили. Никто так и не узнал, что случилось.
— Я рада, что он не мучился. Он был очень милым, — я прерывисто вздыхаю. — Может, даже слишком милым для нынешнего мира.
— Да. Наверное, сейчас уже не осталось места для чего-то милого.
Слова повисают в тишине комнаты.
Я дотрагиваюсь до руки Трэвиса, давая понять, что ценю его слова, затем откатываюсь и стараюсь заснуть.
Я думаю об его словах.
Я не милая. Уже нет. Может, я была бы милой, если бы мир остался прежним, но у меня нет такой роскоши. Я слишком занята выживанием.
Трэвис тоже не милый. Он грубый, резкий, закаленный и сильный.
Он не милый.
Но он хороший.
Я знаю, что он хороший.
И факт его существования в этом побитом мире, который нам достался, заставляет меня верить, что я, возможно, тоже могу быть хорошей.
***
Я хорошо сплю и прекрасно чувствую себя после пробуждения. Трэвис тоже выглядит чуточку более расслабленным, пока мы тихо просыпаемся и собираемся.
Это вызывает во мне странный трепет. То, что Трэвис теперь более расслаблен. То, что секс помог ему снять часть напряжения. То, что он чувствует себя лучше, потому что мы переспали.
Мне даже нравится, что между ног слегка ноет — напоминание о том, что мы делали прошлой ночью.
Когда мы трогаемся в путь, на дорогах тихо. Вся эта зона полностью заброшена. Из-за землетрясений, я так понимаю. Но я стараюсь не терять бдительность — мы все равно можем столкнуться с проблемами.
Ранее я расслабилась, и это добром не кончилось.
Мы добиваемся того же медленного прогресса, что и в прошлые несколько дней, пробуя найти обходные пути вокруг наиболее сильной разрухи от землетрясений и отыскать бензин. Посреди дня мы останавливаемся, чтобы размять ноги и поесть чего-нибудь.
Трэвис отъезжает довольно далеко от дороги, чтобы джип не было видно проходим. По одну сторону от дороги мертвое пастбище, но по другую леса, и ему удается спрятать машину за несколькими полумертвыми деревьями. Мы едим протеиновые батончики и немного гуляем в лесу, потому что тут ходить безопаснее, чем по дороге.
Через несколько минут я замечаю кое-что на ветке и хватаю его за руку.
— Трэвис, смотри!
Его взгляд устремляется туда, куда показывает мой палец.
Это кардинал. Самец. Ярко-красный и примостившийся на ветке.
— О Боже, Трэвис! — теперь я шепчу и все еще цепляюсь за его руку. Я не хочу спугнуть птицу.
Я так давно их не видела.
Я украдкой смотрю на Трэвиса и замечаю, что под его бдительностью скрывается восторг.
Он тоже рад увидеть птицу.
Когда птичка слетает со своего насеста на другую ветку пониже, я иду следом за ней и тащу за собой Трэвиса.
— О, смотри, — теперь мне видно ее чуть лучше. — Он ест вон те ягоды.
— Бузина. Поверить не могу, что для него нашлось питание.
Дикие растения в последние несколько лет были не настолько здоровыми, чтобы давать плоды. Но вечерами мы слышали насекомых. И вот теперь кардинал. Ягоды на ветках.
Мои глаза щиплет, пока я смотрю, как маленькая птичка аккуратно хватает несколько ягодок и взлетает на ветку повыше, чтобы съесть их.
Моя рука крепко обвивает предплечье Трэвиса. Он стоит так же неподвижно, как и я.
Птица съедает еще несколько ягод, затем замечает нас и улетает.
— Мы можем поесть бузины, — говорит Трэвис нормальным голосом, раз птица уже испугалась и улетела.
— Они хорошие?
— Неплохие. Своего рода терпкие. Они намного вкуснее в подслащенном виде, в варенье или пирогах. Но можно попробовать.
Мы подходим, срываем несколько ягодок с веток и кладем в рот.
— Ммм. Неплохо.
Трэвис срывает еще несколько и передает половину мне.
Свежие фрукты — это роскошь, которой больше нет в нашей жизни.
— Давай не будем есть их все, — говорю я минуту спустя. — Надо оставить немного птицам. Надеюсь, тут не только один кардинал.
— Наверняка. Оставим остальное им, — он вытирает рот тыльной стороной ладони, затем кладет ладонь между моих лопаток. — Пора возвращаться.
— Ага. Я готова. Я рада, что мы увидели птицу.
— Я тоже.
***
Мы выходим из леса и понимаем, что мы не одни.
Мы должны были услышать шум двигателя. Или звуки голосов. Мы были не так уж далеко от машины, а у Трэвиса особенно острый слух.
Но там не было шума двигателей. Не было голосов.
Они передвигались пешком. Бесшумно. Целенаправленно. Как морские котики или обученные ассасины.
Как только мы выходим из леса, они нас окружают.
Я немедленно достаю пистолет из кобуры, а Трэвис приставляет дробовик к плечу и целится.
Но их слишком
