Шрифт:
Закладка:
Проблема в том, что я видел резинку чулков, и теперь это не даёт мне покоя.
Есть два варианта избавиться от этого наваждения. Первый — переспать с Горошек. Второй — напиться до такой степени, чтобы я физически ни на что не был способен (за свои похабные мысли — не отвечаю). И, разумеется, ни один из этих вариантов мне не подходит. Вряд-ли Горошек обрадуется, если я вдруг накинусь на нее, и уж точно мне прилетит по яйцам, если я накидаюсь. Я должен произвести впечатление приличного парня, а не придурка.
К слову, о придурках…
Кто этот хрен, что хватал Асю?
Я увидел его с другого конца холла, как только он направился в сторону пампушки. И уже тогда, клянусь, он мне не понравился. Есть в этом белобрысом типе что-то гадкое. Он прижимал Асю к себе так, будто имел на это право. И это почему-то мне жутко не понравилось. Настолько, что дай мне Ася зеленый свет, я бы задал ему хорошую взбучку.
Если девушка говорит — нет, это значит — нет, мать вашу!
И нет. Я не повелся на ее это «никто». «Никто» так руки не распускает, и от «никого» настроение не портится.
— Сева, проходите. Ваши места следующие, — когда мы, наконец, пробираемся через толпу, говорит Лаура.
— А где папа? — заняв своё место, спрашивает Ася.
Павел Павлович представил меня стольким людям, что все их имена и лица смешались в голове. Меня нисколько не удивило, что большинство меня узнали. Все же хоккей в нашем городе популярен. Одна женщина даже пыталась всунуть мне свою визитку, хотя Палыч четко дал понять, что я жених его дочери.
— Он с Альбиной, они готовятся к выходу, — счастливо вздыхая, отвечает Лаура. — Ох, Ася, наша девочка такая красивая! Поверить не могу, что этот день настал!
Кажется, она на грани того, чтобы расплакаться.
Немножко. Ладно, чуть больше чем немножко, на меня накатывает паника.
Я понятия не имею, что делать с плачущими женщинами! Стоит ли мне сказать что-то утешающе или наоборот деликатно отвернуться?
— Ты готовилась к нему годами, мама, — хмыкает Горошек, закатывая глаза.
— Ах, ты все поймешь, когда сама пойдешь под венец в шикарном белом платье, — украдкой бросив на меня взгляд на меня, произносит Лаура. — Это самый важный день в жизни каждой девушки.
— Конечно, — без особого энтузиазма кивает Ася.
Интересно, свадьба действительно так важна для женщин? Прежде я никогда об этом не задумывался. Да и зачем?
Женитьба ближайшее время не входила в мои планы. Да и с кем? С женщинами, которые видят во мне только кошелёк? Это не предел моих мечтаний, знаете ли.
Не то чтобы я убежденный холостяк, и вообще отрицаю брак. Ни в коем случае. Просто для меня это далекое будущее, а не настоящее. Мне всего двадцать шесть. И пусть мама иногда намекала, что, мол, мне пора остепениться, однако не наседала на меня, как родители на Горошек.
Лаура преувеличенно-тяжело вздыхает, махает на Асю рукой, мол, что с тебя взять, затем внимательно осматривает зал и, удовлетворенно кивнув сама себе, подает рукой знак ведущему.
Тот начинает говорить про сегодняшний день, сыплет шутками, а потом передаёт слово работнице ЗАГСа, которая долго и нудно вещает скрипучим голосом по какому же замечательному поводу мы здесь все собрались.
Я подавляю зевок, делая крайне заинтересованный вид.
Наконец, женщина объявляет выход жениха. По белому ковру, усыпанному лепестками роз, ступает статный мужчина лет тридцати. Он сверкает белоснежной улыбочкой и выглядит вполне счастливым.
Не похоже, что его под угрозой смерти заставляют жениться.
Раздаются аплодисменты, а друзья жениха даже пару раз свистят. Я тоже хлопаю.
Работница ЗАГСа разливается соловьем о достоинствах жениха, а потом объявляет выход невесты. Свет в зале немного приглушается, включается подсветка на полу, играет классическая музыка, конечно же, не просто с колонки. А прямо-таки мини оркестр. Все затаивают дыхание и зал поглощает оглушающая тишина. Даже я, признаться, впечатляюсь размахом.
Мы на свадьбе кого? Королевской особы?
Сперва слышится звук легких шагов, шорох платья, а затем в зал вплывает невеста. Ее за руку ведёт Павел Павлович. В руках она держит букет, а лицо скрыто под фатой, что длинным шлейфом тянется за платьем.
Она красива. Высокая и статная, точно холеная аристократка. Должно быть, она пошла больше в отца, нежели в мать, как Горошек. Волосы уложены в высокую сложную причёску, а под фатой виднеется корона. Платье настолько пышное и большое, что упади невеста, придётся поднимать ее нескольким людям.
Красиво, но совершенно не практично.
Впрочем, свадьба бывает один раз в жизни, можно и потерпеть, верно?! Поправочка, у большинства людей раз в жизни.
Раздаются всхлипы и восторженные ахи. Некоторые фальшивые, к слову. Однако Лаура Андреевна заливается настоящими слезами, приговаривая:
— Какая же моя девочка стала взрослая.
Ася улыбается, обнимает маму и говорит:
— Я рада за неё.
В голосе Аси нет ни капли фальши. Она действительно рада за свою сестру.
Снова раздаются аплодисменты, после чего работница ЗАГСа начинает свою долгую пламенную речь.
Наконец, она доходит до той части, где жених и невеста обмениваются обещаниями оставаться вместе и в горе и в радости, после чего они обмениваются кольцами, которые принесла маленькая девочка на подушечке.
Дальше следует небольшая фотосессия в фотозоне. Мы с Асей пытаемся улизнуть. Точнее, она настойчиво толкает меня в спину.
— Быстрее, Амурский, — бухтит.
И вот мы уже около выхода, когда раздаётся громкий голос Лауры:
— Ася, Сева! Вы куда? А фото на память?
Издав раздосадованный стон, Ася поднимает глаза к потолку и шепчет:
— Ты издеваешься, да?
Тоже смотрю на потолок.
— Я? — глупо переспрашиваю.
— Нет, вершитель судеб, — фыркает. — Только совместных фото нам для полного счастья не хватает.
— Да ладно тебе, Горошек, я отлично получаюсь на фото. Потом распечатаешь, повесишь себе на стену, будешь мной любоваться, а может и не только, — игриво шевелю бровями.
— Ты такой пошляк, — хочет хлопнуть меня по груди, но я перехватываю ее руку и прижимаю к сердцу.
— Я имею ввиду пыль стирать и все такое, а вот о чем думаешь ты? — невинно хлопаю ресницами, но, разумеется, пампушка не ведётся на мой спектакль.
Мы оба знаем, что я имел в виду. И, поверьте, невинного там нет от слова «совсем».
Черт. Почему я вообще об этом